Сибирские огни, 1981, № 6

20 МИХАИЛ МИХЕЕВ — Стоит ли затрудняться? — Какой труд. Кроме того, я перед вами в долгу. Правда, принять вас, как вы меня принимали, не смогу, не ожидала в гости. — А то бы позвонили по «ноль-два»? Я не ответила, прошла на кухню, налила в кофейник горячей воды, насыпала кофе. Присела на табуретку. Неожиданный приход Бошко заставлял меня наново пересмотреть свои удобные — уже ставшие привычными — представления о нем, как о простом жулике и возможном убийце. Его взволнованное признание показалось мне искренним. Я догадывалась, что в темной душе моего бухгалтера сейчас идет жестокая ревизия прожитого, переоценка цен­ ностей, борьба против зла и готовность ответить перед людьми за это зло. И как бы ни была малой и случайной причина, толкнувшая на та­ кую ревизию, она заставила его совершить необычный в его положении поступок — прийти ко мне. Как я должна ответить на такое доверие? Позволить ему уйти? Я не имею права так поступить, раз взяла на себя определенные обязательства перед законом. Я сидела понурившись и думала, что наверное я все;таки никудыш­ ный работник милиции, если не могу в такой ситуации выбрать для се­ бя точную линию поведения. Конечно, рано или поздно Бошко возьмут и без меня. Как загнан­ ного хищника рогатиной в углу, прижмут и возьмут. И другой судьбы у него нет... Но все же, если у него хватило решимости прийти ко мне, можно думать, что ее хватит и на другой, более смелый поступок — прий­ ти самому в милицию. Явка с повинной... Кофейник на плите зашипел и зафыркал, как бы давая мне понять, что я собираюсь пристроить слишком уж красивый конец к этой нелег­ кой, непростой и некрасивой истории... 4 Когда я с чашкой кофе и вазочкой с овсяным печеньем вошла в комнату, то увидела, что Бошко спит, положив голову на сложенные на столе руки. Осторожно поставила чашку и вазочку на стол, взглянула на тум­ бочку. Старенький «Макаров» с протертыми до блеска гранями лежал на месте. Я присела на кровать, она скрипнула. Бошко быстро вскинул голову, встревоженно повернулся. — Пейте кофе,— сказала я. — Уснул, извините. Он взял чашку обеими руками, выпил залпом. Вытер губы ладонью. — Налить вам еще? — Нет, спасибо большое. — Как вы узнали, что я в больнице? — Сказали тут...— уклонился он. — Саввушкин? Бошко усмехнулся. — Саввушкин меня пуще чумного боится. Сам висит на ниточке. Да и другие тоже... А я хожу по городу, не прячусь. Будь что будет. В кустах отлеживаться не хочу... И вот странно мне, Евгения Сергеевна, что я на вас не в обиде. Вроде бы ненавидеть должен лютой ненавистью. Всю жизнь мою разрушили. Оставили одну тревогу. — Избавьтесь от нее.