Сибирские огни, 1981, № 6

108 ВАЛЕРИЙ МУРЗАКОВ жалась и всегда добавляла: «Мне, бабы, без нагана, как вам без му­ жика, а не будет ремня, к чему я его цеплять буду». Оказывается, Люба через окошечко слышала их разговор, а всякие душевные тонкости она не признавала. — Ты, Шурка, иди, раз пришла. А то в другой раз не пущу. Не успеют выйти на денсию, как начинают умом трогаться и людям мозги крутят. Иди, иди, начальник тебя зафотографирует для истории и от­ пустит. — Я вас постараюсь долго не задерживать,— сказал директор. Но едва они вошли в музей, как зазвонил телефон. Директор под­ нял трубку. Разговаривал он недолго. Вернее, слушал с тем же веж­ ливым и спокойным выражением, как недавно в проходной слушал Шуру. А ответил коротко и четко: — Сейчас буду. Мельком взглянув на часы, сказал Шуре: — Вызывают в партком. Это на пять минут, не более. А вы пока посмотрите экспозицию, у нас тут появилось кое-что новое. Оставшись одна, Шура сразу подошла к стенду «Они отдали жизнь за Родину!», где в правом верхнем углу висела фотография ее Петра Мартьяныча. У Шуры осталось несколько фотографий мужа. На одной он был снят в полный рост, в большой кепке, в галстуке и высоких хромовых сапогах, на другой — с друзьями. Была одна с фронта, помеченная де­ кабрем сорок третьего года. Там он худой, в помятой гимнастерке и с медалью. С левого края фотографии, где не хватило тряпки, повешенной фо­ тографом для фона, видна была рубленая стена, и в нее был вбит гвоздь, а на нем висел то ли пояс, то ли чересседельник, то ли просто кусок веревки. Так что мог Петр Мартьяныч в последний раз сфотографи­ роваться и в избе, и в каком-нибудь сарае или амбаре. Сказать навер­ няка было трудно, но Шуре хотелось, чтобы это была изба и чтобы сидел он в гимнастерке не потому, что минутой назад скинул шинель, чтобы лучше получиться, а потому что там действительно было тепло. Когда попросили дать фотографию Петра Мартьяныча в музей, Шура сначала выбрала фронтовую, но потом остановилась на той, ко­ торая сейчас висела на стенде. Шура смотрела на совсем молодое лицо мужа, и сердце ее сжималось. Курносый, с широкими ноздрями нару­ жу, вихрастый, готовый в любую минуту вдруг свистнуть или громко по-мальчишески расхохотаться, в белом шелковом шарфике поверх са­ тиновой косоворотки, он всем своим видом, казалось, протестовал про­ тив того, чтобы его звали Петром Мартьянычем, он и Петру-то соот­ ветствовал с натяжкой. Но Шура этого не замечала, муж был на пять лет старше нее. Когда они познакомились, ей было неполных восемнадцать лет, и разница чувствовалась. Это чувство так и осталось с ней на всю жизнь. Шура вздрогнула, когда рядом вежливо кашлянул директор музея. — Извините, что я заставляю вас ждать. — Нет, вы быстро,— простодушно сказала Шура, она чувствовала себя перед ним виноватой. — Присаживайтесь, я вам в двух словах изложу суть дела. Они сели у стола. — Мы записываем на магнитофон воспоминания ветеранов заво­ да. Архивов, к сожалению, не сохранилось. То, что вы расскажете, чрез­ вычайно важно для истории, для подрастающего поколения. — Я? — удивилась Шура. — Не одна вы, конечно, а все ветераны...