Сибирские огни, 1981, № 6
А ИМ ЖИТЬ... 99 Он это уже потом стал говорить непонятно, а тогда чуть не за каж дым словом повторял: «туто-ка», «тамо-ка» и звал ее не по имени, не х о зя й к о й , а теткой. — Не сдаю,— сказала Шура привычно. Он был не первый, кто про сился на квартиру, но она не пускала. Комната была хоть и большая, но одна. Кровать, где они спали с Ириной, тоже одна. Свекровь до самой смерти спала в кухне на печке. В войну даже эвакуированных к ним не подселяли. В тот год она тайком от финотдела завела поросенка, и в печи у нее стоял ведерный чугун картошки, ее надо было потолочь и отнести в са раюшку, за этим она и прибежала домой в обеденный перерыв. При чу жом заводить месиво ей не хотелось, и она ждала, когда тот уйдет — времени у Шуры былр в обрез. Но он продолжал толкаться у порога и зачем-то рассказывал, что сначала постучал в калитку щеколдой, но ему никто не ответил, а там открыто, и он прошел, а собаки нет. Шура досадовала на парня, что он такой бестолковый и забитый. Она подумала, что он приехал из глухой деревни устраиваться на работу, и даже подумала проводить его в отдел кадров завода, где формовщикам из литейки вроде бы давали общежи тие. Но оказалось, что он поступил в институт. Это ее озадачило. Выхо дило, умный парняга. Ирка должна была пойти в седьмой класс, а после семилетки, может, поступит в техникум. Этот же, оказывается, уже окончил десятилетку. — Я, тетка, уже два квартала обошел, в каждый дом стучался. Никто не пускает. Я один и весь тут,— он переложил из руки в руку свой, по-видимому, нетяжелый чемоданчик, не решаясь его поставить.— Сиро та, можно сказать. Мне и места-то немного надо. Вот тут рядом с руко мойником топчанчик бы поставил, и все. Только переночевать. Он громко швыркнул носом, как всхлипнул. Но Шуру это нисколько не разжалобило, а лишь насторожило. Что-то было в его тоне от тех мнимых погорельцев или пробирающихся на родину, которые время от времени ходили по дворам и также привыч но канючили и всхлипывали. Шура не верила ни одному их слову, но всегда оделяла, чем могла. — Кто ж тебя воспитывал, сироту казанскую? — спросила Шура строго и насмешливо, доставая из печки чугун с картошкой. — Тетка, вы не думайте, что я детдомовский. Я у бабушки жил. Года полтора, как умерла. Взглянув на ходики и уже совсем разозлись, Шура крикнула: — Толченку вот поросю из-за тебя не успела дать. Будет теперь орать на всю округу. Ходят здесь... Шуре действительно уже надо было бежать. Она сдернула с гвоздя телогрейку, платок был на ней, но надо было замкнуть дверь и спрятать ключ. Шура замешкалась, ожидая, что прилипчивый «квартирант» нако нец догадается и уйдет. Но он неожиданно для нее поставил свой чемоданчик и сказал: — Не задарма я к тебе на постой прошусь. Платить буду, и топку институт обещает выписывать. А с толченкой управиться — это мы ми гом.— И скинул пиджак. Шура глазом моргнуть не успела, какой уже стоял над чугуном, по локоть запустив в него руки. Под пиджаком у него оказалась застиранная и великоватая ему тенниска, руки были худые, казалось, совсем без мускулов, но двигал он ими проворно и привычно. Его шустрость и то, что он в такт движениям, как насос, продолжал швыркать носом, рассмешили Шуру. — Черт с тобой,— сказала она,— оставайся пока. Сейчас дочь дол жна прийти, поедите там чего-нибудь. 2* .
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2