Сибирские огни, 1981, № 5
60 МИХАИЛ ШАНГИН больно хлестнувшего по моей матери й мне... Мать осталась ночевать у Татьяны. И еще несколько дней подряд, после того, она забегала по ут рам или вечерам к Татьяне, чтобы поладить ее наговоренной водой, по ка Татьяна немного не оправилась от потрясения, успокоилась внешне, видимо, больше от материного участия и поддержки, чем от ее воды, и могла как-то продолжать жить дальше... ГЛАВА ДЕСЯТАЯ И вот я снова на таборе. Но вернулся сюда не по за'мкнутому кругу, а иду, так сказать, по спирали. Работать, правда, придется на быке. Но уже одно то, что работать я буду самостоятельно, заменю настоящего мужика, пусть и не в полной мере (от подвозки дров меня освобожда ют), и тем не менее мое общественное положение, по сравнению с преж ним, поднялось на целый виток выше. Я был горд и счастлив. Хотя сначала где-то глубоко и неясно, а по том все явственнее и настойчивее росла тревога: а вдруг не справлюсь?! Подумать страшно... Тогда беги из бригады... из самой деревни —один Якименко проходу не даст: засмеет. На табор пришел, когда здесь только что закончили ужинать. Сразу бросились в глаза происшедшие за мое отсутствие изменения. К хомут ной была приткнута новая пристройка; стены у пристройки забраны в частокол без обмазки, крыша —она же и потолок —поверх сплошного жердяного настила крыта дерном. В пристройке —стол, вокруг стола скамейки: нечто вроде летней столовой, в обед здесь прохладнее, а в ужин —гнуса меньше. Мое появление на таборе, как мне показалось, восприняли с повы шенным интересом: совсем не так, как в первый раз, а может, просто угадал в более свободное время. Вышла из столовки Нюся, поднялся с нар Ваня Ерохин, подошло еще несколько ребят, и даже Кокарас вы лез из своей хомутной. Вся бригада, за исключением ушедших домой нескольких женщин, налицо. Но как мало этих всех! Основательно порастрясли бригаду за последнее время: часть лю дей забрали в строительную бригаду, многих еще не вернули из огород ной, а самых лучших работников забрали в армию. Если раньше не хватало лошадей, то теперь — ездовых. Обо всем этом с горечью рассказывал мне после Бисс, а сейчас он стоял в дверях хомутной — маленький, сгорбленный, дымил, как баня по-черному, во все свои отверстия табачным дымом, положив обе руки на согнутую поясницу и поглядывая на меня слезящимися глазками, говорил, ухмыляясь: — Хе, я коко рас говорил, что Мишка-то вернется. Кока рас слы хал, что свиней пасешь. Тьфу! Скверный работа! Гражданка запрягай. Сбрую хорошую дам. Уздечка с бляхами. ИІлею с кистями. Сыромять на добрый кнут. Будешь кухарку за продуктами возить. Эх! Поко лотишь! — За Петра Поляка я. Воду буду на Ануалипе возить. — Ф-ю! Водовозом,—свистнул презрительно и недоверчиво Яки менко.—Много ты, шкет, навозишь. Соплями изойдешь! — С твое навожу,—ответил я с вызовом. — Вода, сюда-туда,— раздумчиво сказал Бисс,— а дрова возить сила еще не достанет. — Цунай сказал, что дрова тебя заставит возить,—поспешил со общить я Биссу, чтобы успокоить его тревогу за меня. Бисс вспылил, закипел, как котел с затиркой:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2