Сибирские огни, 1981, № 5

58 МИХАИЛ ШАНГИН из-под платка волосы, сжатые под подбородком в один кулак руки да уловил голос —стон: — О, господи! Да что же это такое... Да какая беда-напасть черная... Я, забыв обо всем, кинулся за матерью: — Мам, ты что?! Ты куда? Что случилось?! Мать, не останавливаясь, схватила меня за руку и, увлекая за со­ бой, запричитала: — О, господи... Да что же это такое... Сынок, ведь у Таньки-то на­ шей... обоих убили... И Федора и Федю... Обоих... О, господи... Да как же она выдержит-то... Татьяна доводилась мне родной сестрой по отцу. Матери у нас бы­ ли разные. Мать называла Татьяну падчерицей, она мою мать — мама­ шенькой. Родниться с Татьяной мы шибко, кажется, не роднились, но и не отчуждались совсем. Татьяна была с ленцой (чего мать терпеть не могла), жила очень бедно, вечно таскалась со своей семьей по чужим квартирам и хозяйст­ ва никакого не имела. Мать ругала ее за лень, но, как могла, помогала... Бедствуя сама, дала ей в прошлом году на развод телочку. Татьяна додержала телоч­ ку до осени, а по первому снегу, проводив после сына на фронт и мужа, заколола ее на мясо, объяснив это тем, что кормить телочку нечем, дер­ жать ее негде и ходить за ней некому... Такой, мягко говоря, бесхозяйственный поступок падчерицы возму­ тил мать, и она с тех пор перестала ходить к Татьяне и принимать ее у себя, хотя двух ее девочек — Ризку и Кланьку — моих племянниц, по- прежнему привечала, жалела и, чем могла, подкармливала. Федор был муж Татьяны. Федя — ее сын. И вот — враз обоих... (Здесь, видимо, следует пояснить, что мои родители сошлись во втором браке. Отец был намного старше моей матери. И его дочь от первой жены Татьяна имела сына Федю, который был на десять лет старше меня —своего дяди. Вот о нем и речь...) Мы забежали в избушку, где квартировала Татьяна: мать впереди, я за ней. В избе было сумрачно и пусто. Ни одного стула, ни одной табурет­ ки. Справа от входа —обшарпанная русская печь, у кутных стен — две узкие лавочки, в другом углу — переднем — высоко, под самым потол-, ком, божничка с одной темной, засиженной мухами иконкой. В перед­ нем простенке, между заткнутых, как и у Феклы Полячки, разным тряпьем окон — небольшой голый стол, а у стола, привалившись спиной к его ножке, сидела на полу, разбросив оголенные, в синих прожилах ноги, Татьяна. Ее безвольно опущенные руки висели, кисти ладонями вверх лежали на полу, и на них дергались, то сжимаясь, то разжимаясь, грязные восковые пальцы; казалось, что жили они сами собой, отдельно от всего тела. Лицо у Татьяны бескровное, глаза полузакрыты, в неприятном по- луоскале рот. С лица, со спутанных волос, со всей, завалившейся на од­ но плечо головы текут на пол, на разодранную в лоскутья кофту, на об­ наженные груди мутные потоки воды. Ее девчонки — погодки, мои сверстницы и племянницы — Ризка и Кланька, зареванные, с испуганными глазами, перекошенными ли­ цами, таскают и таскают из чугуна на лавке кружками воду и полива­ ют мать. — Танька! Татьяна! — закричала мать и кинулась к Татьяне, охва­ тила ее под мышками всю руками, подняла с пола и закружилась по избе, не находя места, куда бы можно было посадить ее.