Сибирские огни, 1981, № 5

4 НИКОЛАЙ САМОХИН Это случилось сразу после фронта, когда он левую руку носил еще на перевязи и начальник конного двора временно поставил его на легкую работу — послал объездчиком на сенокос. Драка, хотя она и кончилась в его пользу, была какая-то не почетная, из-за бабы. То есть, конечно, если разобраться, то не из-за бабы вовсе. Но разбирать­ ся никто не стал. Фактически получилось — из-за бабы. Сено заготовляли в тридцати километрах от города, возле деревни Безухово. Жили коновозчики, откомандированные на покос, все вместе, в длинном балагане. А в конце балагана был отгорожен закуток с топ­ чаном — для поварихи. Вот в этот закуток он вскоре и переселился. Как-то все нечаянно вроде получилось, само собой. Рука еще побали­ вала, мозжила, повязку надо было время от времени менять. Ну, повариха раз помогла ему перевязаться. «Ты полежи,—с к а з а ­ ла,— здесь, отдохни, пока я со стола приберу. А то мужики, гляди, раз­ махались руками — еще заденет кто в колготе». Он и прилег на топчан. А ночью проснулся — повариха под боком... Ну и... мужик ведь тоже не железный. Тем более, всего неделю дома побыл —- и опять его за тридцать километров. Ближе легкой ра­ боты не нашлось. Потом-то выяснилось, что повариха, хоть и молодая еще деваха была, но уже очень гостеприимная, и Алешка Сковородин, здоровенный дядя, чуть не в полтора центнера весом, отставленный ею ради фронто­ вика, заревновал, начал заедаться по любому поводу. Однажды вече­ ром он заявился в балаган выпивши, сел в торце длинного стола, вотк- нул перед собой нож и крикнул: — Начальничек! Выходи! Драться с тобой буду! «Начальничек» лежал в закутке босой, смотрел на Алешку поверх своих ног. Прямо на кореженный желтый ноготь большого пальца наса­ жена была красномордая Алешкина голова. «Ишь, отъел ряшку в тылу, боров»,—думал он без азарта. Вставать не хотелось. Не хоте­ лось связываться с дураком. Алешка осмелел. — Что, в штанах мокро?! — захохотал он.—Мужики! Он ж ен е воевал! Он у бабки в подвале просидел. Точно говорю. А потом сам себя стрелил — и домой. Вот это и сдернуло фронтовика с топчана, обидное это обвинение. Он подскочил к железной печке, стал хватать здоровой руко" поленья. Поленья были широкие, из расколотых надвое толстых чу­ рок,— не ухватывались, выскальзывали. Алешка глумливо ржал. Потом пихнул его в бок ногой, повалив на эти поленья. Тогда он поднялся и кулаком ударил в смеющуюся рожу. Даже и не мечтал, что свалит Алешку. А тот вдруг как-то покорно осел, будто стукнули его не кулаком, а мешочком со свинцовой дробью. Вскочил было на ноги, но от второго удара снова упал на четвереньки. Так, на четвереньках, он и выполз из балагана. Рассказывали, что ошеломленный Сковородин, отмахав за ночь тридцать километров, к утру заявился на конный двор с жалобой на объездчика. Но не был узнан: вместо лица у Алешки оказался сплош­ ной синий блин. «Начальничек» потом рассматривал свой кулак, помахивал им, недоуменно хмыкал. Большая убойная сила, выходит, таилась в руке. Открытие это, однако, не сделало его в жизни отчаяннее. Один раз он праздновал труса. Очень позорно, унизительно. Кста­ ти, уже после случая с Алешкой Сковородиным. Началось так: сперва прилетел от соседей сизый голубь и опустил­ ся на крышу засыпухи. Следом за голубем прибежал хозяин его. Жил