Сибирские огни, 1981, № 5

56 МИХАРІЛ ШАНГИН — Водовозом будешь. За Петра Поляка. Его завтра в трудармию отправляют. Погасла и радость, что Цунай снова берет в бригаду. Очень жаль стало Петра Поляка. Славный он человек... А Левкина, смотри-ка, сдер- жала-таки слово. За что она его невзлюбила? Может, и не в Левкиной дело. С нее сверху требуіот. А ей что: кого-то отправлять туда все равно надо — не Петра, так другого... А вот Сазана, видно, пожалела. Даже Насырова ослушалась... А может, в чем другом' здесь дело... Не знаю, в таком вопросе мне не разобраться... Цунаю отвечаю с сомнением: — Не сладить мне, наверно, с этой работой. — Такой герой! —Цунай хлопает меня ладошкой по тощей шее. — А паек будет? — спрашивает мать. • — А как же. На полное довольствие поставлю. — Пойдет,— решает за меня мать. — Попробую... если слажу... — Справишься,—не дает договорить мне Цунай,— Сейчас беги к Петру. Он, должно быть, дома. Узнай только про воду. А дрова Бисс будет возить. После ухода Цуная мать размышляет: — Что выглотали самогонку — не беда... Заедет еще Мироед —уго­ щу, тоже небольшая беда... Что тебя в бригаду берут — хорошо. Что питаться там будешь — еще лучше. Но если на зиму без дров останем­ ся — вот будет беда так беда! — Заготовим еще,—успокаиваю я мать.—Теперь у меня будет бык в руках. Главное, надо за лесником'следить: как он насосется у кого- нибудь самогонки, тогда и ехать. Все так делают. Я на базе от баб слы­ хал, забыл только. Одни его накачивают, а другие в это время за дрова­ ми едут. А расходы на него пополам делят — все вполовину меньше. — И чо ить за глотка,— изумляется мать,— всей деревней упоить немочно! Петро Поляк сидел в ограде под навесом на голой, плотно утрам­ бованной земле, широко раскинув мослатые, с черными ‘пятками ноги. Между ног у него стоял небольшой березовый чурбак, на котором он острым складнем резал на мелкую крошку длинные желтые табачные стебли, густо обмотанные коричневыми усохшими листьями; готовую крошку смахивал ладонью в небольшой фанерный ящичек, где набра­ лось ее уже под самый забрус. — Здравствуй, дядя Петро. — А, Ваньчша пришел! Здорово живешь, Ваньчша. Садись вот,— Петро хлопнул лопатистой ладонью по земле рядом с собой. Я сел. — С собой припасаешь? — На все время не запасешь... А на первый случай надо.—Петро взял новый стебель и захрумкал по нему ножом.—Там, говорят, махор­ ка паршивая. — Моршанская, поди, кислятина... Туда-то завтра? — Завтра. С утра. Остапов попутно отвезет. — Может, и войне скоро конец,—сказал я.—И тебя там долго не продержат. Тетя Оля Грязнова говорила, что ей дядя Афоня писал с фронта: к осени, мол, капут дадут немцу и к уборочной домой придут. — Может, и так,—согласился Петро,— Как свой табак докурю, так и войне конец. Надо поменьше его брать с собой, правда, Ваньчша?' — Бери больше. Не искуришь —на хлеб сменяешь. А я пока здесь воду за тебя повожу.