Сибирские огни, 1981, № 5

СХОДИТЬ НА ВОИНУ 33 но подносили ему на тарелочке сто пятьдесят водки с ломтиком со­ леного огурца. Старшина употреблял водку, бросал в рот огурец и, лениво пососав его, разрешающе кивал головой. Тогда Эдик и Мотай, с нетерпением ждавшие этого кивка, покупа­ ли сто граммов себе. Отметив ногтем черту, делили водку пополам и медленно вытягивали свои порции через стиснутые зубы. Сдачу с тридцатки старшина швырял пацанам — и повозка дви­ галась дальше. Отец не признал военного — тот сам узнал отца. — Трр! Стой!— заорал он и полез из тележки.— Батя! Родной! Жив?! — он сгреб отца в охапку.—Живые мы, батя! Живые! — Филимонов? — не поверил глазам отец.— Ты? — Я, батя, я! — Филимонов целовал отаі, мусолил ему щеки мок­ рыми губами. И смеялся, и плакал.—Милый ты мой!.. Спасибо! Спаси­ бо тебе!.. Погоди — я поклонюсь... я в ножки... — Да куда ты! — с трудом удерживал отец валившегося ему в ноги Филимонова.— Да за что спаснбо-то? — За то, что глаз ты мне не рышиб!.. Кем бы я стал, а? Калекой. А теперь? Ты погляди! — он стукнул кулаком в зазвеневшую грудь. По­ глядеть было на что. Столько висело на Филимонове медалей; на чет­ верых разделить — и то почетно. Удивительной оказалась судьба бывшего самострела Филимоно­ ва. Военный трибунал приговорил его сначала к высшей мере наказа­ ния. Но в последний момент расстрел заменили штрафбатом. Филимо­ нова подлечили и погнали воевать. Больше его ни одна пуля, как на смех, не тронула. Войну он закончил в Праге. («Дошел, батя, гад бу­ ду! —божился Филимонов.— У меня фотокарточка есть, я тебе покажу»). Потом он воевал в Японии. Потом, отказавшись от демобилизации, долго еще служил —уже в чине старшины. Правда, в мирные дни Филимонов малость пострадал; ему во Владивостоке на танцах моря­ чок один зубы выбил. — Да я на это клал! — хохотал Филимонов.— Я себе золотые вставил. Во! — полный рот... Ба-тя! — снова принимался он трясти от­ ца.— Даже не верится!.. Давай выпьем! Отец принял угощение Филимонова. Почему же не выпить с фрон­ товиком? Да еще с таким заслуженным. Там ведь медалями зря не разбрасывались. Раз получил столько — значит, было за что. По дороге домой он нет-нет да хмыкал удивленно, качал головой. Это надо же так повернуться! Ведь не хотел человек воевать. Слезьми плакал. Сам себя изуродовал. А его подлатали, подштопали: иди, су­ кин сын, воюй! Заставили свое отбухать. Да разве только свое? Он, по­ жалуй, чужого еще прихватил, за тех, кто не довоевал или вовсе в ты­ лу отсиделся... Значит, если на круг считать, война положенное ей вы­ жимала, не дармовую, значит, кашу солдатики ели. В этот день ему довелось еще выпить. К соседу, Кузьме Аксенови- чу, приехал в гости сын, майор. Кузьма Аксенович по такому радостно­ му случаю собрал застолицу. Отца, как фронтовика, посадили рядом с майором: остальные мужики были все постарше, ровесники примерно Кузьмы Аксеновича — в последней войне им участвовать не пришлось. Отец, польщенный таким соседством, подвыпив, раздухарился; — Да еслив бы меня тогда не зацепило, я, может, до самого Берли­ на дошел! У меня, может, этих орденов теперь было бы полчемодана! А что, а? Я там не боялся почему-то. Ей-бо! Другие — ой-ой-ой! ма­ ма! — а я нет. А чего бояться? У меня автомат с полным диском. Да запасной на поясе. Да гранаты. Ну-ка, тронь меня!.. 3 Сибирские огни № 5