Сибирские огни, 1981, № 5

24 НИКОЛАЙ САМОХИН командиров не было видно — факт. Никто не велел со вчерашнего вече­ ра ни вперед бежать, ни назад отходить.- Что хочешь, то и делай. А ■хотелось есть. Вместе с прочей колесной техникой застряла где-то кухня, третьи сутки мужики жили без горячего. Уже и сухари из НЗ догрызли, а кухни все не было. Прямо кишки спеклись. Хорошо хоть курево еще держалось кой у кого. Однако и курить на тощий желудок было тошно. Казалось, все внутри взрывоопасно. Вот плюнешь сейчас — снег насквозь прожжешь. Отец и плюнул. Коричневый тягучий плевок прожег — не снег, конечно, туман, белесость. И тут слабенький, чуть заметный потянул ветерок. И отец вдруг почувствовал: пахнет... печеной картошкой пахнет! Он зашевелил нозд­ рями: откуда бы ей здесь взяться, картошке-то? печеной?.. Но пахло явственно, наносило вроде бы со стороны деревни. До деревни, однако, далековато. Если там какой любитель и печет — отсюда не учуешь. Значит, ближе... Где, что горело?.. Сарай вчера горел... ничейный — вот что!.. Так он соображал, а сам уже двигался машинально. Сначала вдоль траншеи, потом выкарабкался наверх, пошел полем, примерно опреде­ лив направление. Летали в тумане где-то редкие пули. Отцу они каза­ лись нестрашными. Он все время как будто внутри электрической лам­ почки находился. Есть такие лампочки —- белые, непрозрачные. Только стенки у этой лампочки были толстыми, ватными и, верилось, непро­ биваемыми. Отец все-таки ложился, когда начинали стрелять. Не бухался с размаху, а спокойно ложился и ждал тишины. А как стихало, поднимался и снова шел, крался, пригибаясь невольно (успела уже вы­ работаться привычка). Сарай возник в тумане неожиданно, большим темным пятном. Отец осторожно просунулся вовнутрь, осмотрелся. Стены у сарая оказались кирпичными, потому и уцелели, а крыша, стропила, потолок — все это прогорело и обрушилось. Рухнуло прямо на ворох картошки, сваленной в углу. Отец разломил одну картошину: она была еще горяченькая. «Хоть в рубахе, да притащу ребятам,— решил он.—А самому здесь надо наедаться». Он подсел к этой куче, достал из гимнастерки соль, завернутую в тряпочку. Первые четыре штуки навернул прямо с корками. Обдует ма­ ленько, в соль помакнет — и в рот. Потом уж стал разламывать, вые­ дать чистую серединку, а корки, черные, затвердевшие, бросал. Котелок отец оставил в блиндаже, никакой другой посудины у него не было. Он потуже затянул ремень на ватнике, напихал картошки за пазуху. Вошло немного, а' все равно он округлился, как голубь-дутыш. Ложиться на землю ему теперь стало неспособно, потому на обратном пути он только присаживался на корточки — все, мол, пониже. Один раз, когда немецкий пулемет долго не унимался, перевернулся на спину и полежал так, выставив вверх свои бугристые «титьки». Картошка при­ ятно согревала грудь. «Еще бы снизу потеплее — и лежи-полежи- вай»,— мелькнула несерьезная мысль. Ребята умяли его добычу в момент. Да там и досталось-то... по две-три штуки на брата. Проглотили, в общем, а глаза у всех голодные. — И много там ее? — стали спрашивать. — Да тонны две, не меньше! — сам удивляясь, ответил отец. К не­ му только сейчас пришло возбуждение.— Ей-бо! Тонны две, и вся пече­ ная! Веришь-нет, как специально кто испек! — Ну, батя, молодец! — похвалили его.—Мы тут сидим, пухнем, а он гляди-ко!.. Вот это дак батя! Вот орел!.. Отец загордился. — А вы что думали?.. Вы думали батя так... пень ржавый!