Сибирские огни, 1981, № 5

159 «В ПАМЯТЬ О НАШИХ РАЗГОВОРАХ...» вилось Симонову продолжать свое вы­ ступление, больше походившее на беседу с фронтовыми друзьями, людьми все по­ нимающими. — Так вот, о Левашове. Я уже не могу сказать, что потом этот образ разовью. Надо просто учесть этот просчет на буду­ щее. В какой-то мере такая же история произошла с Бережным. Кстати, я думаю , что Левашов написан лучше. В романе ка­ кая-то заявка дана на Бережного, заявка, вроде бы, интересная, как мне казалось, а потом он, пока я писал, куда-то прова­ лился и появился только в одной сцене с Захаровым и Байстрюковым. Я эту сцену люблю . Но она недостаточна для полно­ кровного .развития образа. Видимо, сложно писать многогеройный роман и особенно сложно его писать в том случае, когда ты, как автор, стре­ мишься избавиться от лишних сюжетных построений, которые позволяют, знаете, в любой момент любого героя с любым героем свести. Вот тут авторский произ­ вол, о котором здесь говорилось, про­ явить, конечно, просто. Но в то же время какая-то механика войны и военных дей­ ствий не ■позволяет мне в ряде случаев дать лю дям встретитося для того, чтобы прояснить их отношения, хотя иной чело­ век ушел из романа, значит, кажется, можно бы продлить его линию. Константин Михайлович ведет разговор с собравшимися на равных, согретый их искренней заинтересованностью , писатель выходит за формальные пределы вопро­ сов, высказанных замечаний, советов — делится своими размышлениями, расска­ зывает о споре с одним из близких това- рищей-литераторов, который «много по­ мог в работе, читая с карандашиком ру­ копись романа». Д алеко не все менее известные лите­ раторы так уважительно и просто беседу­ ют с читателями, так заинтересованно вы­ слушивают суждения о своей работе. За­ бегая вперед, скаж у, что мне выпала большая честь ознакомиться с рукописью романа «Последнее лето», который я чи­ тал, по просьбе Константина Михайлови­ ча, тоже «с карандашиком». Вдвойне взволнованный и оказанным доверием, и возможностью снова встре­ титься с полюбившимися героями трило­ гии — я прочитал рукопись дважды, пре­ жде чем решил высказать автору некото­ рые свои замечания и предложения. И вот наступил день, которого я, при­ знаться, боялся; мы сидим вдвоем в ра­ бочем кабинете Симонова, и Константин Михайлович внимательно слушает одного из первых читателей. Мне не нужно было кривить душой, чтобы достойно оценить новую работу — роман увлек и понравился, огорчил ги­ белью Серпилина, но тут уж ничего не попишешь. А вот когда дело дошлб до конкретных, пусть не весьма существен­ ных, редакторских суждений, предложе­ ний кое-что изменить, поправить, я сме­ шался, начал выбирать, вероятно, доволь­ но неуклюже, «вежливые» вводные ф р а ­ зы ... — Да вы, Ю ра, не деликатничайте,— по-дружески улыбнулся Константин Ми­ хайлович,— что там себе на листках запи­ сали, то и выкладывайте. Вм есте и разбе­ ремся. И тут началась настоящая работа. С ка­ кими-то сомнениями Симонов соглаш ался, другие мы обсуждали, и Константин Ми­ хайлович не просто их отвергал, а объяс­ нял, почему не мож ет их принять, в чем, по его мнению, я не прав, что-то записы­ вал, обещая подумать. Этот разговор с большим писателем был необыкновенно интересным, поучи­ тельным для меня не только в плане ли­ тературном , но и- чисто человеческом. ...В ноябре 1965 года я приехал к Кон­ стантину Михайловичу домой, чтобы по­ советоваться, как отметить в «Литератур­ ных вечерах» его пятидесятилетие. Неоднократно бывая у Симонова, я каждый раз открывал для себя что-то но­ вое, интересное в окружающей его обста­ новке, что-то узнавал о процессе работы, круге друзей , пристрастиях. Я никогда не переставал поражаться работоспособности Симонова, его необык­ новенной организованности, примерной обязательности в отношениях с людьми, умению рационализировать творческий процесс. На широком письменном столе писате­ ля всегда можно было увидеть магнито­ фон, иногда даже два. Я уже знаю , что, работая над прозаи­ ческим произведением, Симонов сначала «складывает» его вслух, поверяя магнито­ фону. Тот, кто дум ает, что это легко, оши­ бается. Мне ведомо, как трудно импрови­ зировать перед микрофоном , даж е опи­ сывая событие, происходящ ее на твоих глазах. А здесь, воссоздав в своем вооб­ ражении героев литературного произве­ дения, нужно вести их дальше, а то и са­ мому следовать за ними по логике их ха­ рактеров и обстоятельств. — Потом я прослушиваю запись,— по­ яснил мне Симонов свой м етод работы,— иногда по нескольку раз, особенно диа­ логи — не фальшиво ли звучат фразы , реплики. Я даже заметил за собой, что говорю с акцентом, если он свойственен какому-то персонажу. Магнитофонная запись перепечатывает­ ся, затем Константин Михайлович правит ее неоднократно, переделывает, перепи­ сывает целые главы. Магнитофон — м еха­ нический секретарь — прекрасно помогает при сборе материалов, беседах Симонова с бывалыми людьми, позволяет надикто­ вывать ответы на письма читателей, а их всегда было великое множество. Кстати, надиктованные письма часто теп­ лее, сердечнее, чем написанные от руки — они сохраняют разговорные интонации, в них, знаю по собственному опыту, Си­ монов беседует с корреспондентом. Письменный стол не завален бумагами. На уголке несколько дорогих реликвий; на белой пластинке укреплен советский