Сибирские огни, 1981, № 5

158 Ю РИЙ ГАЛ ЬПЕРИН В это время туда въехали две машины с карателями. Всех жителей выгнали на ули­ цу, в том числе и меня. Построили в один ряд, и немец отсчитывал каждого десятого и убивал. Десятыми были не только взрос­ лые, но и дети. Картина была ж уткая: сле­ зы , крики, проклятья, но ни одного слова о пощаде. Я была шестой. Наши, узнав о таком зверстве, перекры­ ли д о р о гу из деревни и всех немцев унич­ тожили, не дали возможности даже слезть с машины... Потом отряд удачно вышел в район Ту­ лы на соединение с нашими частями. Нас построили так ж е, как Вы описывае­ те в книге «Живые и мертвые», разоружи­ ли, сказали красивые слова и отправили в тыл... В Туле первое, что я сделала,— послала письмо домой. Можно понять мое состоя­ ние. Получила назначение в группу для эва­ куации раненых с поля боя. Я брала их в машину и перевозила в эвакогоспиталь. В одной из поездок меня контузило — не помню, то ли артобстрел, то ли бомбили с самолета. После госпиталя работала зубным врачом, потом, когда узнали, что у меня есть полуторагодовалый ребенок, демобилизовали...» В ответ на рассказ Симонова о «малень­ кой докторше» посыпались письма: слу­ шатели благодарили писателя за его вер­ ность боевому прошлому, радовались тому, что литературный герой оказался вполне достойным своего реального прототипа, поздравляли Валю Тимофееву с вдвойне счастливой судьбой. Как только роман был опубликован, на­ чались читательские конференции, пригла­ шениям не было конца — всем хотелось встретиться с Симоновым. Кто удостоился чести стать первым в этом нескончаемом списке встреч — не знаю, а на второй — в Военно-политической академии имени В. И. Ленина — я присутствовал и, что еще важнее, записал все, что сказал тогда Кон­ стантин Михайлович. Встретили его необыкновенно сердечно, говорили о любви и уважении, которые питают к Симонову не только фронтови­ ки, но и вся армия без исключения, полит­ работники приводили примеры того, как стихи, очерки Симонова помогали вое­ вать, а теперь помогают воспитывать сол­ дата. О романе и его героях офицеры вы­ сказывались так, будто каждый из персо­ нажей — личный др уг, однополчанин или вчерашний боевой командир. Случалось, спорили с автором, особенно по поводу образов политработников, что вполне есте­ ственно. И вот, вновь встреченный аплодисмен­ тами, выходит Симонов на трибуну. И на­ чинает свое выступление так: — Не прошло и трех недель, как вышел последний номер журнала «Знамя», где напечатано окончание романа, и я как-то еще не отошел от этой работы на доста­ точную дистанцию , чтобы более или менее трезво самому оценить, что вышло и что не вышло, а что вышло ‘не совсем так, как хотелось. Эта конференция всего-навсего вторая, и понятно, что как-то особенно волнуешься, хотя по мне это, может быть, и не заметно. Но не отнесите это за счет моей толстокожести, а за счет некоторой выдержки, выработанной на военной служ ­ бе и на гражданской... Симонов и в самом деле волновался — первая военная аудитория. О твет на воп­ росы и критику начал с замечаний «о не­ достатках в изображении политработни­ ков». — Выступавшей здесь товарищ Сычов, в общем, был прав, я так полагаю. Я люб­ лю этих людей, выведенных в книге. Я люблю Бережного, люблю Левашова, иначе, так сказать, я не перетащил бы его сюда из «Южных повестей», хотя автору, может быть, немножко не скромно гово­ рить, что он любит своего героя. Ну как иначе? Если не любишь ты лю дей, то на­ писать их будешь не в состоянии. Бывает, что не всегда это отношение совпадает: автор, бывает, любит героя, а читатель вот возьмет да и не полюбит его. Тут главная наша трагедия. ‘ Во всяком случае, для того, чтобы на­ писать какого-то героя произведения, его надо любить или не любить. Уж скаж ем , я Байстрюкова так не люблю , что, встре­ тив его на улице, готов дать ем у по мор­ де, понимаете, вот так, персонально... Зал разраж ается одобрительным см е­ хом, кто-то выкрикивает: «Правильно!» — Человек, который дал толчок к тому, чтобы написать Левашова,— погиб. Я его очень любил, и у меня было ощущение какого-то внутреннего обязательства про­ должить судьбу этого человека в романе. Хотя мне кажется, что характер этот я на­ писал, но, очевидно, появился известный просчет в смысле построения самого сю­ жета. В роман-то я его ввел, а настояще­ го действия не дал, не вывел в самых ост­ рых обстоятельствах. Поэтому, может быть, и получается впечатление, что вроде человек и нравится, как он написан, а в то же время чего-то не хватает, каких-то по­ ступков, которые, по заданному характе­ ру, он мог бы и совершить в романе. С д е ­ лать теперь уже ничего не смогу. Погиб Левашов, жалко мне... Вот тут записка: «Зачем Синцова на штабную работу? А что если замполитом полка?» В зале смех. — Насчет того, что Синцова замполитом полка — это мысль одна из возможных. В связи с этим вопросом мне вспомнился такой эпизод: рукопись романа читал у меня один мой товарищ — командир ди­ визии в войну. Прочитал он то место, где погибает Левашов, а Синцова ранят, и го­ ворит мне: «Ну, что ты, понимаешь, с Л е­ вашовым сделал? Только такой мировой мужик хотел перейти на строевую работу, а ты его... убил!» В стенограмме, которую я сейчас цити­ рую, записано: «Смех, аплодисменты». А я вспоминаю, как удивителен был этот зри­ мый контакт, установившийся у писателя с аудиторией, как все легче и легче стано-