Сибирские огни, 1981, № 5
В ТЕАТР ВЛЮБЛЕННЫЕ 149 сте отряд фашистов шел штурмом на раз валины города, но руины вдруг с треском переламывались и наставляли остроконеч ные свои углы-пики на захватчиков. Так изображался символ несдающегося Сева стополя! В другом месте фашисты вели пленного героя на расстрел прямо через зритель ный зал. Зловещий топот их ног должен был усиливаться динамиками и превра щаться в умопомрачительный грохот К этому следует добавить, что режиссер предполагал очень явственно изобразить пролет над зрителями штурмовиков, гро хот канонады и пр. Вот все в подобном роде. Мы слушали с изумлением: ведь если В. должен ставить трагедию на основной сцене, значит, думали мы, все уже согла совано с Николаем Павловичем, значит, этот замысел ему нравится? Мы вглядыва лись в лицо Охлопкова, пытаясь по выра жению понять его отношение к эксплика ции. Но он был непроницаем и ни разу не перебил выступающего. А после оконча ния чтения спросил н а с— каково наше мнение. Кто-то резко высказался против. — Другие мнения есть? — Мне понравилось, смело,— робко ска зала Малюшкина. Дипломатичный Элькес высказал не сколько «за» и много «против». Заключительное слово Охлопкова было резким , гневным, звучало отповедью. — Крайне неудачный доклад. Какую войну вы ругаете? Великую освободитель ную войну советского народа? Или войны вообще? Это пацифизм! Вы совершили грубейшую ошибку — пошли от внешнего, а не изнутри. Это — детская болезнь ре жиссуры . Вы предлагаете вместо планшета сцены сконструировать нечто похожее на верхнюю часть глобуса. А сколько для этого вам потребуется леса? Два пульма новских вагона? Кроме того, вы не знали, возможно, но горбушка Земли уже была использована на этой сцене — это «Сы новья трех рек» художника Рындина. С та вил Охлопков. Вот о шуме, о музыке вы нам рассказали, а актеры у вас — трамов- ские пятна на общем фоне. Вы не правы, убрав ремарки Ольги Берггольц в «Вер ности». Пусть будет голый пол, меняйте только свет. Сцены великой битвы — это не кино, все равно не покажешь. А если хотите все передавать музыкой, то идите в консерваторию . Внутренний голос Лены, который вы предлагаете,— это плакат. Бы ссылаетесь на опыт Всеволода Вишневско го в его «Оптимистической трагедии», на сцену бала с голосами ведущих, на сцены белогвардейского плена. Но у Вишневско го, помимо зрелищности, есть глубокий внутренний смысл. Спектакль нужно ре шать изнутри. А с «дорогой» будьте поос то р ож н ее— это партийная «дорога». Если по ней повести на расстрел, то что делать зрителям? Броситься на фашистов и отнять у них приговоренных? В вашем спектакле много оперности — хор поет, а действия нет. И не нужно «якать» — «я пленен», «мне пришло в голову». Не нужно режис серу такой самогордости. Получается, что вы хвалились, хвалились, а мы взяли и от вергли все ваши замыслы. Николай Павлович помолчал, подумал и' заключил: — Доклад верхоглядский — начали с «Верности», а перешли на газетную пате тику. Вы не выглядите мощным реж иссе ром, вам надо на помощь кого-то другого. — Ни в коем случае! — возопил ста ж ер.— Я справлюсь, учту критику. В итоге ему дан новый срок, чтобы под готовить новый доклад. На этой защите экспликации мы впервые увидели всю степень непримиримости О х лопкова к «охлопковщине». 13 апреля. Интересно наблюдать, как постепенно проявляется лицо каждого слу шателя наших Высших режиссерских, оби тателя легендарных развалюх на Трифо новской. Это как при печатании фотокар то ч ек— сначала появляются самые яркие пятна, потом «прорабатываются» более мелкие детали и наконец весь портрет во всей его красе предстает перед тобой. Тогда его нужно как можно скорее класть в закрепитель, чтобы не «передержать». Самый яркий из нас, конечно, Цицинов- окий. Живет он наособицу, в компаниях не участвует, за все время я один-единствен- ный раз видел его в подпитии — шел с ка кой-то деловой встречи, где было шам панское. Ян постоянно что-то читает, ведет размеренный образ жизни — зарядка, об тирание, бег. За короткое время он стал своим человеком в министерстве, в театре, у Дудина. Охлопков говорит о нем с ува жением и даже собирается взять к себе в театр очередным режиссером. Ефим Хигерович, режиссер из Омска, учится в группе Рубена Николаевича Си монова. У него вольготная жизнь — ходит только на те занятия, которые считает для себя полезными. Уезж ал домой на полто ра месяца и поставил в Омском театре какой-то спектакль. Он очень опытный ре жиссер со своим ярким видением. Курсы способны только расширить его кругозор, не более. Когда Фима присутствует на р е петициях Евгения Симонова, тот постоянно обращается к нему с предложением что- то подсказать актерам и, как правило, пред ложения принимает). Причем делает это несколько, я бы сказал, демонстративно: «Вот как правильно нам подсказывает...» и т. п. Все ребята относятся’ к Хигеровичу с симпатией, хотя он тоже, как и Цицинов- ский, в застольях участия не принимает. Стасис Мотеюнас из Литвы, Ходит в чер ных очках, даже спит в них (испорчено зрение). Когда из-под одеяла торчат его нос и черные очки, очень похож на Чело- века-Невидимку. Он романтик моря, при ч ем— своего, северного, холодного. Он яхтсмен и баскетболист. Говорит с забав ными ошибками: «Я захлопал пять руб лей», «Он довел его до красного колена», «Когда Ян выйдет в чины, тогда тебе не добровать», «Никто не может нашего ди-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2