Сибирские огни, 1981, № 5

В ТЕАТР ВЛЮБЛЕННЫЕ 143 ций, в воплощении самого духа Маяков­ ского. Звонікий голос оратора, трибуна, бойца, гражданина, поднимающего свой Советский паспорт с чувством великой гордости, вот все это учит нас рассматри­ вать творчество как «сто томов партийных книжек». Быть м аяковц ем— значит воспитывать актера — трибуна, философа, воинствую­ щего гуманиста, исследователя новых зе­ мель, новых театральных форм. Быть ма­ яковцем — значит любить людей и нена­ видеть все античеловеческое. Подвиг мысли, темперамента, души — вот что та­ кое маяковец! Нам нужно воспитывать в актере широ­ ту палитры. Нужно Марии Ивановне Баба­ новой давать играть не только драму, но и комедию . Кстати, я не знаю более яркой комедийной актрисы. Марцевич играет Гамлета, но он умеет по-водевильному смешить в «Соременных ребятах» и, я думаю , будет одним из Хлестаковых в на­ шем будущ ем «Ревизоре». Иногда мы спукаемся ниже той ватер­ линии, на которую должны претендовать. Иногда выпускаем спектакли «малой ско­ рости», малой динамики. Но наряду с этим у нас есть спектакли, которыми гордится все советское искусство и даже передо­ вые люди всего мира. Я имею в виду та­ кие наши победы, как «Мамаша Кураж», этим спектаклем был бы доволен сам Брехт. Большой актерский успех достигнут в «М едее». Спектакль прославлен в запад­ ной прессе, о нем много пишут в Нью- Йорке. Наш театр славится молодежью . Наро­ дить молодежь не так легко. И мы гор­ димся, что вслед за Бабановой, Карповой, Самойловым, Свердлиным, Орловой идет молодое поколение. В «Иркутской исто­ рии» родились новые таланты — Мизери, Лазарев, Эдик Марцевич. Ханов не здесь родился, а несколько веков раньше. Здесь родилась семья. У нас есть хорошая режиссура. Без нее не может быть театра. Театр не может существовать, если нет Станиславского, Немировича-Данченко, Вахтангова, Дикого, Брехта, Крэга. И нужно уметь дорожить режиссурой. Брехт умер, но создал смену, вот почему «Берлинер ансамбль» продол­ жает жить, Вот почему живы традиции Брехта. У нас крупные режиссерские силы — Дудин, Толмазов, Ш траух, Кашкин, Зото­ ва, ряд молодых режиссеров. Некоторые из наших учеников будут ставить у нас. Да, теперь у нас появились ученики, хотя меня до 63 лет не допускали к препода­ ванию в ГИТИСе. (Смех.) Почему мы называемся театром Мая­ ковского? Маяковского мы рассматриваем во всем богатстве его творчества, стре­ мимся заглянуть в его будущ ее, намеч- тать — каким бы он стал драматургом в наши дни? Мы уверены, что он стал бы тем поэтом и драматургом, который д у ­ мает о театре потрясений, о котором меч­ таем и мы. Не об этом ли говорят слова Маяковского из его «Облака в штанах»? [Раскрывает том Маяковского.) Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе. «Приду в четыре»,— сказала Мария. Восемь. Девять. Десять. Охлопков читает с большой экспресси­ ей, сильно подчеркивая ударные слова «Это было, было...» Последние три слова взлетают лесенкой вверх, передавая все исступление поэта. Дочитав до фразы «Что может хотеться этакой глыбе? А глыбе многое хочется!», Охлопков сделал купю­ ру и продолжал со слов: Полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала,— вон его! и закончил тирадой: Нервы большие, маленькие, многие! — скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги! В чтении Николая Павловича отчетливо ощутима длина строки, что уже само по себе создает впечатление многообразия ритмов, объединяемых в то же время рит­ мом строфы. — Представьте, как бы это звучало на сцене! — восклицает О хлопков.— «У нер­ вов подкашиваются ноги...» Это же театр потрясения, а не удобное кресло Матисса с его миром грез, идиллий, который толь­ ко и мечтал, как бы поспать среди безмя­ тежной красоты. Нет, у Маяковского зву­ чат ритмы, которых мы добивались в «Ме­ дее», в «Гамлете», в «Грозе», в «Мамаше Кураж». Это те нервы, о которых мечтал и Станиславский. Вот почему мы — театр Маяковского. Вот почему нам нужна музыка, которая хватала бы за душ у. Вот почему нам нуж­ но, чтобы в спектаклях билась человече­ ская кровь. Довженко в «Земле» вывел обнаженную женщину, показал ее со стра­ стью, и никто в зале не ухмыльнулся, не поддел другого локтем : «Смотри, мол, ба­ ба!» А мы должны уметь обнажать душу со всеми ее лабиринтами. И — если коме­ д и я— то чтобы умный хохот сквозь слезы несся из зала. А когда трагедия, то чтобы вспомнились слова из «Гамлета» — «исто­ рия века, вот что такое театр». Мы не имеем права прийти в коммунизм вот так: все уже пришли, а вдали — пыль по дороге. Кто это? А это работники ис­ кусств подтягиваются. (См ех.) Полезны ли мы советскому искусству, пригодны ли для всего фронта советского искусства как разведчики нового, как лю­ ди неустанного поиска? — только такими задачами должен жить наш театр. Мы должны думать сегодня, перефрази­ руя Бальзака, не о «правде природы», а о «правде театра», стремиться «спаять все