Сибирские огни, 1981, № 5
132 Л. БАЛАНДИН его, и Юрий Александрович ярко и об разно поделился своими впечатлениями от встреч с американскими актерами и ре жиссерами. Рассказывал, как ставил в А м е рике Чехова, как неверно понимают там Станиславского, его знаменитое «я — есмь» — только как требование повторять на сцене самого себя. «Но Станиславский учил, что у актера всегда должно быть в роли «вчера» и «за втра». Недаром Михоэлс видел Станислав ского в полете, в непрестанном движении. А иные упаковывают его в формулировки. Станиславский не был рационалистом, но ему была близка пушкинская формула: «Не смешивайте восторг с вдохновением, в восторге еще нет ума». Станиславский имел «талантливый ум». Многие превра щают Станиславского в свод рецептов. Стоит ящик с лекарствами, возьми их, на пичкай актера враз всеми снадобьями — будто это может помочь. Нет, учение С та ниславского — это сплав вдохновения и ума. В этом отношении могу сослаться на пример Галины Улановой. Ее творчество — образец сочетания техники с вдохновени ем. При всех она может сказать о себе — «Ну и накарябала я сегодня». Но с не меньшей правдивостью она критикует и других: «Она же пустая» или «Не знает, что делает». Сочетание математической точности, выверенное™ каждого движения с детской непосредственностью, самоот дачей — вот что такое искусство Улано вой. Оно сродни тому, чего требовал от актерского творчества Станиславский. Мне страшно радостно, что Николай Павлович пригласил меня в свою лабора торию, что у меня с ним завязывается дружба. Охлопков — человек стихийного дарования, своим творчеством он проник в большие глубины. Когда я смотрю спек такли Охлопкова, то всегда испытываю ог ромный интерес, хотя со многим не согла шаюсь, сам бы многое сделал иначе. Но это и понятно — и Охлопкову не все по казалось бы «так» на спектаклях Завад ского. Это естественно». Взволнованный, встал со своего места Николай Павлович. Оба седовласые, почти одного роста, только один крупнее, д р у го й— тоньше и изящнее, высоченные, стояли они рядом — корифеи советского театра, и мы невольно залюбовались ими. — К нам на заседание пришла грома дина,— произнес Охлопков,— громадина опыт, громадина уМ, громадина интуиция. Вы, товарищи, не только слушайте, что он говорит, вы смотрите, как он говорит. Я всю жизнь кляну себя за то, что не по смотрел Ермолову, хотя жил в ее время в Москве. Сейчас живу около дома Ста ниславского и с благоговением смотрю на скамейку, где он сидел, на дерево, возле которого он стоял. Но где я был тогда, когда Станиславский был еще жив?! А ведь он был в те годы еще не дряхлым . Как же я не напросился к нему на встречу, ие бе гал за ним на репетиции?! Сейчас мне больно об этом вспоминать. Так вот и вы— не упускайте случая посмотреть все, что имеет отношение к истории. Ведь вот как он (Завадский) говорил о Шаляпине! Даже слезы на глаза навернулись. А к а кие широкие жесты и какие плавные! Вот это и есть Завадский, ученик Станислав ского. Вновь слово берет Юрий А лександро вич и растроганно говорит о пользе по добных объединенных занятий. Мы чувст вуем, что речь сегодня идет не просто о взаимном заседании лаборатории, а о чем-то неизмеримо большем, что на на ших глазах не просто сцена взаимного восхваления, но исповедь людей, впервые за много лет взаимного отчуждения по пытавшихся взглянуть на творчество *друг друга непредвзято. Потом они вместе ре шаются на невозможное — подняться эта жом выше, где происходят занятия лабо ратории Товстоногова. Во имя высших творческих соображений они, смирив гор дыню, дружной парочкой отправляются с визитом мира. Жаль, что нас не пригласи ли с собой. Так и не довелось мне узнать, чем завершился этот акт консолидации сил крупнейших режиссеров современ ности. , Да, чтоб не забыть! Охлопков, оказыва ется, уже побывал на ВДНХ, посмотрел нашумевший опыт со «световой музыкой». Вот как отозвался он на том памятном за нятии об этом эксперименте: — Меня уверяли, что при известном сочетании красок человек может грустить, радоваться, даж е заплакать. Никогда! Ес ли, конечно, глаза не будет резать яркий свет. Почему? Содержания нет! Много техники, а содержания мало. Вот и все. Коротко и обезоруживающе убедительно. 19 марта. Моя вынужденная отлучка (пришлось слетать в. Новосибирск в связи с болезнью жены) стоила, помимо проче- ,го, посещения Ленинграда. Именно в эти числа наш курс побывал в Эрмитаже, в музеях, на спектаклях разных театров вто рой столицы. Когда я с самолета заявился поздним вечером в общежитие, наш и'ещ е не спали. Говорили о Ленинграде. Самое сильное впечатление, конечно, Эрмитаж. Посмотрели несколько спектак лей у Товстоногова, у Акимова. Бііли две творческие встречи — с Товстоноговым и Вивьеном. Ребята подробно, по своим записям пересказали мне содержание бе сед. Много любопытного. Но мне повезло в одном: на следующий день после моего прибытия директор Си- монян сообщил: «А вы знаете, что БДТ будет гастролировать в Москве? И вам, как пропустившему поездку, мы можем выделить один из 4-х имеющихся билетов. Пойдете на «Океан»? И вот я смотрю популярный в те годы спектакль, имея возможность сравнить его и со спектаклем Охлопкова, и со спек таклем Центрального театра Советской Армии. Рядом со мной сидит Людмила Фетисова, в «Океане» ЦТСА она играет
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2