Сибирские огни, 1981, № 5

10 НИКОЛАЙ САМОХИН ворот, его встряхнули, выпрямили — и близко прорезалось из пелены, застилавшей глаза, лицо этого чужого капитана-— бледное, с выпучен­ ными глазами и распахнутым черным ртом. — Застрелю, бандит!'—-кричал капитан, тыча ему в подбородок пистолетом — так, что голова у отца моталась.— Становись к дереву! Пад-лю-ка! Отец ударился лопатками о дерево и снова осел, мешком повалил1 ся на бок... Страшное это дело долго потом вспоминалось отцу — и всякий раз он зажмуривал глаза и до боли сдавливал рукой лицо. Шутка ли: своих чуть не перебил, не перекалечил. Слава богу, граната полетела не прямо в командиров, а в сторону, нйкого не зацепило осколком. А получись такое, вряд ли другим офицерам удалось отбить отца у капитана. Но все же это пока была не война. И отец, не то чтобы думал (он не раздумывал о таких вещах), а как-то нутряно верил: здесь еще не убьет, не должно. И когда, в тот первый раз, застучали по срубу пули, он — хотя и кричал: «Бросай всё!.. Перестреляют!» — не страх испыты­ вал, а скорее досаду. Так досадуют мужики, когда внезапный дождик мешает закончить работу: дометать, к примеру, стог сена. Торопятся они, чертыхаются, доглядывая на зачерневшую тучу, а потом, при­ гибаясь, бегут к шалашам — не промочило бы насквозь. То же самое и со злополучной гранатой. Он, правда, испытал ужас, до тошноты и ослепления, но это был страх, вернее, отчаяние перед не­ поправимостью случившегося: побил людей! Война началась позже. Такая война, где целятся уже в тебя, где специально запланировано тебя убить как можно скорее и ловчее, где против тебя заряжены пушки и расставлены мины. И началась она, опять же, как работа — как уборка, допустим, сев, или тот же сенокос. С вечера еще собрались мужики, уложили все,' подогнали, смазали, перепроверили, утром подзаправились основательно, впрок, расселись по машинам и, подминая мягкий, легко спрессовавшийся снег, трону­ лись вперед. Ехали долго, дремали, курили, зубоскалили, останавливались и слезали: иногда по команде — оправиться, иногда по необходимости —- подтолкнуть свой заг()узший «студебеккер» или помочь выдернуть пе­ редний, загородивший дорогу. И опять ехали, толкуя о том, что если, мол, к завтрему не подморозит, а отпустит еще, то засядет вся эта разлюбезная техника в здешних болотах и придется дальше топать пехом. И так незаметно к вечеру въехали в войну. Справа и слева от дороги, в лесу, стали рваться тяжелые снаряды. Ухали они то далеко, то поближе, и если сйаряд рвался ближе — зем­ ля вздрагивала, будто по -ней били громадной кувалдой. Вздрагивали и отзывались коротким гудом реечные борта «студебеккера», тугой воз­ дух ударял в уши. Помкомвзвода скомандовал не курить. Хотя смысла в команде не было. Во-первых, никто и так не курил: солдаты притихли, втянули го­ ловы в плечи. А во-вторых, стреляла, видать, дальнобойная артиллерия километров, может, с двадцати и, уж конечно, стреляла не по огоньках от самокруток. В такой неподходящий момент отец вдруг поднялся в рост., — Ты что, ошалел! — прикрикнул на него помкомвзвода.— Сядь щас же! Отец сел, но только не на скамейку. Оц взгромоздился задом на кабину, одной ногой уперся в передний бортик, а вторую с кряхтением распрямил.