Сибирские огни, 1981, № 5
подвиг во имя жизни из были пущены в ход все средства для д о с. тижения цели — от расстрелов и травли собаками до разжигания антагонизма меж д у людьми разных национальностей. Сюда эшелонами привозили из прифрон товых открытых лагерей измученных голо дом, побоями и издевательствами военно пленных. Через мощные репродукторы, установленные на площади лагеря, еже дневно сообщалось о «победоносном шест вии» гитлеровской армии на Восток. За колючей проволокой, оторванные от внешнего мира, дезинформированные, до веденные до отчаяния люди умирали сот нями, но лагерь систематически пополнял ся новыми партиями. К новичкам бросались с расспросами, чтобы хоть что-нибудь узнать о событиях на фронте. Все сведения были скудны и противоречивы. Но вот в начале 1942 года из Замостья прибыло пополнение. В лагере молниенос но распространился слух, что среди при бывших находится профессор Академии Генерального Штаба, доктор военных наук Дмитрий Михайлович Карбышев. Его знали многие кадровые командиры. Все ждали, что скажет он. Его слово должно быть ве сомым и авторитетным. И Дмитрий Михайлович сказал: — Фашистское командование и немецкие газеты усиленно распространяют слух о за хвате Москвы и скорой победе. Это невер но. Поверьте мне, друзья мои, товарищи, гитлеровцам никогда не взять Москвы, они никогда не будут торжествовать победуі Подобно тому, как если бы струя свеже го воздуха ворвалась в душный подвал и стало легче дышать, так слова генерала подняли у всех настроение, вдохнули на деж ду. Спокойный, уверенный, генерал Карбы шев словом своим и примером поведения, отношения с лагерным начальством многое изменил в жизни за проволокой. Ожила ла герная подпольная организация, которую возглавляли генералы И. С. Никитин и X. Н. Алавердов, а после их ареста легендарный генерал авиации Григорий Илларионович Тхор. '/ Комендатура «Офлага — ХШ -Д» почувст вовала, что держать Карбышева в общем лагере опасно, и его перевели в ревир — отделенное проволокой двухэтажное зда ние госпиталя для советских военноплен ных. Сюда попадали те, кто не мог стоять на поверках,— безнадежные, опухшие от го лода, больные открытой формой туберку леза. К тому времени я был в палате дистро фиков и вместе со всеми ждал конца. В «коробке смерти» — так мы называли ре в и р— был последний этап. Отсюда толь ко один выход — на кладбище, в общую яму... Опухшие скелеты — иначе не скажешь,— собранные в одну большую палату, безна дежно вращали голодными глазами в ожи дании пайки эрзацхлёба. Черный брикетик делили на пять частей, и маленький кусочек незаметно таял во рту. После такого «завт- 8 Сибирские огни № 5 рака» состояние было еще хуже, и только огромное напряжение позволяло держать себя в норме, потому что рядом были лю ди на грани безумия, истерики или о бм о . рока. Как-то во время завтрака ко мне подо шел санитар Костя Ерохов и сказал: «Поешь и выходи в коридор». Я проглотил скудную еду и вышел за ним. Костя повел меня по коридору, остановился возле одной из две рей, сделал знак — «входиі» Навстречу мне поднялся человек невысо кого роста, очень худой, с желто-бледным лицом. — Нуте, входите, входите смелее,— ска зал он.— Мне говорили, что вы из Омска. Я тоже, в некотором роде, омич. Только жил в Омске лет этак на двадцать пять раньше вашего. Не зная, что ответить, я стоял и глядел на его бледно-желтое лицо. Почувствовав мое замешательство, генерал объяснил, что он такой же пленник, как и я, и тут.ж е предло жил быть при нем .санитаром. Он сказал, что комендатура не раз п р ед , лагала ему подобрать из военнопленных человека для услуг. Всякий раз он отвергал это предложение, а теперь решил восполь зоваться им. При этом, как бы. извиняясь, добавил, что загружать меня работой не собирается, что при нем мне будет лучше и я смогу быстрее поправить -свое зд о ровье. Дмитрий Михайлович подробно расспро сил меня об Омске, о моей семье, а когда узнал, что война застала меня в Брестской крепости, сказал с улыбкой: — Брест-Литовскую крепость я хорошо знаю. Там начиналась моя инженерная мо лодость... Весь этот день и ночь я был до крайнос ти взволнован встречей. А наутро меня вы звали к главному врачу Старикову. Поджарый, желчный, чем-то обиженный на Советскую власть, Стариков буркнул: — Не знаю, за какие прелести, но гене рал Карбышев хочет, чтобы вы при нем ис полняли обязанности санитара. Он объяснил, в чем именно эти обязан ности будут состоять, и сказал, чтобы из палаты я перешел в комнату санитаров, а так как при генерале у меня будет дел сов сем немного, приказал нести очередные дежурства ночами и уборку туалета у ту беркулезников. После так называемого обеда я постучал в комнату генерала, вооруженный ведром и шваброй. Он заставил убрать в угол при надлежности для уборки, усадил на табу рет, сам сел напротив, на кровать, и сказал, что делать у него ничего не надо, потому что по/1 он подметает сам, носовые платки тоже сам стирает и все это делает без труда, даже с удовольствием, потому что любое занятие отвлекает от тяжелых мыс лей. Затем он расспросил меня, где я жил в Омске, где работал, рассказал о своей семье. — Когда будете после войны в Москве, непременно заходите к нам, на Смоленский бульвар, в гости.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2