Сибирские огни, 1981, № 4
С НЕБА ЗВЕЗДОЧКА УПАЛА 85 — В технике, Михаил Ефимович,—раздумчиво отвечает Цунай.— Он ведь заранее к^войне готовился. Почитай, вся Европа на него рабо* тает, и все для войны... На фронте я ре долго был, во многом не разо брался, но под конец чувствовал и видел, что и у нас дела налажива ются... Ну и сами знаете, как его от Москвы-то шуранули... Думаю, что скоро капитально ему рога сломят... — Помню я,—вступает в разговор дед Арсентий,—в империали стическую наш казачий полк участвовал в брусиловском прорыве, так мы этих австрияк, как капусту, рубали... Мужчины замолкают, усердно дымят самосадом. Женщины работают отдельно. Они сгрудились на пологом бугорке под стеной конюшни. Их невнятный разговор все время прерывается негромким плачем Шуры Громиловой —матери Сашки Громилова. Извечно худая, сухопарая, после полученной похоронки на мужа она совсем осунулась, как у нас говорят —окостыжилась, смотреть на нее тяжело. Всю первую, самую острую боль она уже выкричала, а остав шуюся, приглушенную, но не проходящую, изливает обессиленным пла чем-стоном. — А в городе что нового? —после тягостного молчания, спраши вает Остапова Цунай.—Ты вчера, кажись, в Исилькуль ездил. — Хым,—ухмыляется Остапов,—картошка там повесилась. — ,??? — Шутник какой-то подобрал картошину, сходную по натуре с че ловечком, привязал ее веревочкой за одну пупырку, вроде как бы за шею, и подвесил к доске объявлений у райисполкома, и записочку при клеил: вот, мол, жалуется картоха, что и трут ее, и мнут, и давят, и жарят, и парят, так что не стало сил больше терпеть, решила —лучше повеситься. Складно у него там набрехано... — Послать бы того шутника на фронт,—гневается Цунай,—узнал бы, негодяй, почем фунт лихаі — Спекулянт какой-нибудь. Рабочий человек такое не сделает. - — Я вот так маракую,—не спеша рассуждает Михаил Ефимович,— как у нас в народе говорят: не в гости идешь, а за гостями. «Гостил» когда-то и Наполеон в Москве, а чем кончил... Привел в свой Париж наших казачков —отращивать. Недолго и Гитлер у нас «погостит». Как пить дать, приведет и он за собой в свой Берлин наших ребят —«отга- щивать». , Мужики дружно соглашаются: .— Приведет, это верно. — За тем и пришел. — Мы-то сдюжим, а вот как он потом... — Как ты думаешь,—обращается Михаил Ефимович к Петру По ляку, подъехавшему на водовозке с пресной водой,—йыдюжим мы? — Вздюжим! —Не совсем понимая о чем идет речь, отвечает Пет ро Поляк.—Вот ежели дать кому вволю белого хлеба, пожалуй, любой неѵвздюжит —объестся. Хохочут даже старики плотники, давно отвыкшие от громкого сме ха. У женщин настроение тоже заметно изменилось: послышались ве селые голоса, смех. Вот они, выбивая беселый такт, дружно ударили в ладоши, и на круг выпорхнула баба Клава, простоволосая, в разно цветном платье. Хоть сколь гляди-приглядывайся, не разглядишь, какого цвета была основа у бабы Клавиного платья. Все оно залатано цветными заплатами. Пришиты латки неаккуратно, некоторые отпоро лись и трепещут на ветру или пузырятся. Но бабу Клаву это не сму щает. Она пускается в пляс, хлестко припевая: Ты, германец-оборванец, С кем ты вздумал воевать,-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2