Сибирские огни, 1981, № 4

МИХАИ Л Ш А Н Г И Н — Я же тебе русским языком говорю, что ведомость контора со- ставляет. — Зачем тогда обещал... — Отстань ты, занудаі —вспылил Остапов.—Тресну вот гирькой по башке! — Ну и сам паси своих паршивых свиней! Я оттолкнулся от стола и, еле сдерживая досаду, готовую про­ рваться нехорошими, злыми словами, пошел домой. — Вернись,—остановил меня, мгновенно остывший Остапов.— Эка ты какой крутой! —уже улыбаясь, качал он головой, когда я оста­ новился и повернулся к нему. — Иди, бери. От себя кусок отрезаю. — Мне от тебя не надо. — Ишь ты, яхни тебя, шутник, оказывается,—дружески подмиг­ нул он мне.—Ладно, от себя не буду—от булки отрежу. — Запиши, как всех, в ведомость. Что я, хуже других. — В ведомость не могу. — Тогда не надо... — Ну и пузырь. Впишем тебя завтра в ведомость. Но я уже зауросил и, как ни щекотал ноздри вкусный запах теп­ лого хлеба, пересилил себя и ушел от кладовки, не взяв подачки. Мать отдыхала в избе на полу, сунув под голову старую рваную шубенку. ■После сторожения она продолжала каждое утро ходить на колхоз­ ный огород, где и возилась с капустой, то поливая, то пропалывая ее, почти до самого обеДа. Не знаю, уставала она когда или нет, но я ни разу не слышал от нее жалобы на усталость. Мать не спросила, как я работал, не поинтересовалась, получил ли я обещанный Остаповым паек, хотя я ждал и того и другого воп­ роса. На первый —хотелось похвастаться, что как ни трудно, а дело у меня идет вроде бы неплохо; на второй —излить негодование на ве­ роломство Остапова. Мать молча поставила на стол жестяную тарелку с неизменной посиневшей от долгого ожидания картошкой, глиняную кружку с об­ ратом, большой кусок серого колючего хлеба. Ешь, коротко, сказала она и, укладываясь на пол, насторо­ женно поглядывала, как я недоверчиво верчу в руках кусок хлеба.— Ешь, чего там. Измотался, поди... Я держал в руках хлеб и не знал, как поступить: смириться и съесть его или решительно отложить в сторону. Когда у нас на столе появлялся серый хлеб, то никогда не обходи­ лось без бурной стычки с матерью. Несмотря на то, что мать частень­ ко доказывала мне свою, правоту ухватом или другим не менее увеси­ стым предметом, здесь я упорно стоял на своем. Дело в том, что как-то еще зимой, одним ранним утром, открывая матери дверь с крючка, когда она пришла со сторожения я увидел как она, торопливо проскользнув в сени, достала из-под юбки неболь­ шой, туго набитый мешочек и высыпала из него в ведро пригоршни две серой муки. и н и^шмм — Что это? —спросил я. — Посыпка. — Украла? — Взяла немного. — Унеси обратно. Я ворованное есть не буду.