Сибирские огни, 1981, № 4

66 МИХАИЛ ШАНГИН Я быстро натягиваю штаны, нахлобучиваю на голову фуражку — все и собирание-—и босиком выскакиваю вслед за матерью. Для меня мало приятного идти к Остапову, но иного выхода нет: убежать мож­ но с бригады, от Левкиной, даже от Маруськи Авдеевой, от матери, сколь ни бегай,—не убежишь. Живет Остапов через одну улицу от нас. Дом у него большой, красивый, под железной крышей, карниз и наличники в ажурных де­ ревянных кружевах. Все поместье, словно крепость, обнесено высоким бревенчатым забором, без единой щелки. Я ни разу не был не только в остаповском доме, но и в его ограде. Мать не меньше меня гнетет внушительность остаповских строе­ ний. Она робко, согнутым мизинцем, постучала в раму кухонного окна. На дворе все еще синий рассвет. Солнце за дальней далью чуть показывает лучики-реснички, где-то глубоко за горизонтом только еще готовится высунуть из-за леса краешек красного веселого глаза. Деревня спит тихо, спокойно. Одни горластые петухи задорно здоро­ ваются друг с другом да на озере изредка дружным хором прогогочут гуси. Нигде не взлает собака, мало их осталось в деревне, почти всех вытаскали волки (задрали и моего Валета), а те, что остались, заби­ лись по укромным уголкам и молчат —так вернее выжить. Спит спокойным, сытым сном и вся остаповская семья. А если и не спят Остаповы, я уверен, что все равно они не услышали, не гром­ че мышиной возни, стук матери в окошко. И тут же, вопреки моей уверенности, у кухонного окна возникает Остапов, заправляя на­ тельную рубаху под ремень брюк. Когда он успел натянуть их—непо­ стижимо! — Дмитрий Васильевич, вы,дь на минутку,—просит мать, непро­ извольно делая кистью руки подзывающие жесты. Остапов исчезает и вскоре, заскрипев тяжелыми воротами, выхо­ дит к нам. Он в белой нательной рубахе, в галошах на босу ногу, под мышкой —костыль. Остапов прекрасно 'знает, что привело нас к нему, но выказывает полное недоумение: — Экую рань, яхни вас, приволоклись. Что-нибудь у свиней не­ ладно? — В правую ножку к тебе, Дмитрий Васильевич,—низко кланя­ ясь, просительно говорит мать.—Повиниться к тебе пришли. И, охватив пятерней мой затылок, мать с силой старается при­ гнуть мою голову к земле: — Вот и варнак мой тебе кланяется. Но я не хочу кланяться, и рука матери, не осилив моей напружи­ ненной шеи, начинает мелко дрожать. Поклонись. Не отвалится голова,—едва уловимо выдыхает мать. Еще вдоль всей моей спины, не остывая, горит огнем, прожигая до самых ребер, кровавый жгут от талового прута, на затылке не предвещая ничего хорошего, нервно вздрагивает рука матери, но я не могу больше вынести такого унижения и, вывернувшись из-под давя­ щей руки матери, почти истерично кричу: — Зачем ты так унижаешься?! Он же мне чуть ухо не оторвал' Мать не пытается остановить меня, она растерялась и стоит мол­ ча, неприятно приоткрыв рот. Он же не помещик, чтобы ему кланяться!—силясь выкричать всю накопившуюся во мне боль, продолжаю орать я —Привыкла раньше всем кулакам кланяться! Сейчас другое время —советское! И никто никому не должен кланяться! Перед советским законом —все равны! Вот,—Одним духом выпалил я все, что сумел усвоить в школе о преимуществе наших новых социальных отношений.