Сибирские огни, 1981, № 4
С НЕБА ЗВЕЗДОЧКА УПАЛА 55 сердцу. Я вздрогнул и вместе со всеми вскинулся на этот неприятный, и в то же время рвущий жалостью душу, плач. За березой, поджав под живот коленки и припав к земле, плакал навзрыд Сашка Громилов. Рубашка у Сашки завернулась, оголив реб ристое впросинь тело. Сашка старается подавить рыдания, но от этого они еще с большей силой вырываются из. него, сотрясая все его тощее тело. Я не только никогда не видел, но не мог и помыслить себе, что Сашка может заплакать... Ну, Тузик —другое дело. Он, даже, другой раз, не пособившись со своим злом,— ревет. А тут бился, захлебываясь в неудержимых рыданиях, Сашка! Тот самый Сашка, из которого, ни в одной драке — хоть режь на куски — не вырвешь и слезинки... Удивился этому, видимо, и Тузик, всхохотнул даже: — Ха! Это чо он, робя? Валька Тйшлыкова сунула Тузику под нос кулак, подползла к Саш ке, одернула на нем рубашку, охватила плечи руками, прижалась ще кой к его взъерошенному затылку: — Ну, что ты... не сдержался... Песню еще эту, как дура, запела,— проникновенно, сама еле сдерживая от срыва голос, зашептала Валька и повела вспухнувшими глазами по нам.—Похоронку вчерась они по лучили... Но Сашка уже осилил себя, отклонился от Валькиных рук, поднял- ,ся на колени, отер грязное лицо рукавом, улыбнулся неловко, задер жав где-то в глубине груди последний всхлип. А Тузик уже лез к Сашке с горсткой табака: Ваня оттеснил Тузика от Сашки: —,Не лезь ты со своим табаком... Не курит же он.— И к Сашке, похлопывая его по плечу, заглядывая сочувственно в глаза.—Ты вот что, Сашок... ну, ничо... не переживай так... Хошь, я тебе счас номер один отколю... Иль фокус-покус покажу... Али куплеты спою... Во! Но вые знаю...— Ваня заулыбался, заподмигивал. И у меня уже непроиз вольно растянулись губы в поддерживающей Ваню улыбке, хотя всего лишь минуту назад они кривились, готовые растянуться в сочувству ющем Сашке плаче. Такова уж, знать, детская душа — воспринимать все непосредст венно. Выплескивать сразу все наружу: и горе, и радость, а не копить их неизбывной тяжестью на сердце. Заговорили, весело заспорили, перебивая и не слушая друг друга. Хорошо, невыразимо хорошо вот так кричать, петь, спорить и сме яться в сплоченном кружке своих друзей-товаришей, где обиды не пом нятся, зло камнем за пазухой не держится, и любое горе, трудно пере носимое в одиночку, ослабевает, а то и бесследно исчезает в бурном по токе молодой жизнерадостной бучи. «Никуда больше от ребят не уйду»,—думал я, с любовью огляды вая загорелые, заметно отощавшие в последнее время лица своих това рищей. Пусть нелегкая работа —полоть пшеницу: почерневшие, иско лотые осотом руки саднят, натруженные и надавленные комочками земли коленки ноют, но общение с друзьями, искренность их взаимо отношений, непосредственность и'доброжелательность друг к другу по могают легко переносить все трудности и невзгоды. «Не уйду от ребят»...—так решил я, но судьба распорядилась ина че... Из-за кустов, на хорошо знакомой Гражданке, запряженной в лег кие дрожки без коробка, неожиданно вынырнула и подъехала к нам учетчица Второй бригады Маруська Авдеева. Тощие Маруськины ноги свешиваются до самой земли, через плечо перекинута кирзовая полевая сумка (непременный атрибут любого, са-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2