Сибирские огни, 1981, № 4

54 МИХАИЛ ШАНГИН — Ну ладно,— согласился Ваня,— тогда я вам исполню любовную казахскую песню. Ваня «заиграл на балалайке», склонил набок голову, как бы при­ слушиваясь к мелодии звенящих струн, и громко запел: Если ты меня не любишь — На Иртыш-бода пойдем; Ты меня больше не увидишь, Я, как рыбка, поплывем. — Стой, стойі —снова перебил Ваню недовольный Вовка Тузик.-»' Ты вчера надоел нам с ней. — Вчера вам пел? — изобразив на лице удивление, переспросил Ваня.—Никогда бы не вспомнил! Вот память девичья.—Он На минуту задумался и, лукаво прищурив глаза, объявил: — Современная, зажигательная... Ваня встал на ноги, немного пригнулся и, крутнувшись на одной ноге, хлопнул в ладоши: Ха-ха! Гоп со смыком — это буду я! Граждане, послушайте меня... Запел Ваня блатной мотив. Затем быстро выпрямился и, погрозив кулаком на запад, продолжил несколько в иной интонации: Говорят, что Муссолини Вместе с Гитлером в Берлине Разговор о русских землях вел... Ваня вновь пригнулся, крутнулся на одной ноге, так что пятка ввинтилась в землю и, хлопнув в ладоши, еще более презрительно вы­ крикнул: — Ха-ха! —И, быстро выпрямившись, развел руками. Девчонки, не ожидавшие приличного конца у Ваниной песни, пере­ били его, запев сперва тихо, нестройно, но вскоре разноцветье их голо­ сов слилось в единый тревожный сердечный плач тоскующей без друга Тонкой Рябины. Песня была для нас не совсем понятная, но своей тихой печалью и светлой, нежной грустью зачаровывала и слушателей, и исполните­ лей. Ваня оборвал свое выступление и, подсев к девчонкам, вплел свой, немного с гнусавинкой, голос в стройный девичий хор. Вскоре и все мы, втянутые как магнитом в девичий круг, подхвати­ ли песню, кто как мог. Вовка Тузик оказался рядом с Валькой. Закрыв от избытка чувств глаза, и, по всей вероятности, никого кроме себя не слыша, Тузик пел, широко раскрывая рот, самозабвенно и визгливо. А Валька, тепло и чуть лукаво улыбаясь, приклонив свою голову к его лицу, вела мелодию, слегка дирижируя рукой. Запел и я громким голосом... За всю свою жизнь мне так и не по­ счастливилось встретить человека, который бы пел хуже меня. Самое непонятное для меня заключалось в том, что хорошо чувствуя и сораз­ меряя ритм мелодии про себя, я не мог ее правильно воспроизвести го­ лосом: или не дотягивал, или перетягивал. Но тогда, в счастливом неведении, я голосил вовсю, замирая в восторге от своего голоса. Допели песню и смолкли. Печальный напев каким-то волшебством оплел-опутал еще не осознанной грустью наши полудетские сердца. И мы долго сидим молча, и каждый боится пецвым нарушить пугливую тишину. И тут сдавленное, приглушенное, как будто вырвавшееся из-под земли, прерывистое рыдание за березой острым стеклом резануло по