Сибирские огни, 1981, № 4
48 МИХАИЛ ШАНГИН — Пятая заповедь,— наставительно продолжала мать,— самая главная! Она гласит — чти отца и мать свою... — Сразу пятая, а третья и четвертая? Мать подумала и неуверенно ответила: — Третья, кажется, не прелюбодействуй... Ну, это тебя не касается. А четвертая — не сотвори себе кумира. — А что это? — Кум... кум... ира..,—стала гадать мать.—Это, значит, не сотвори себе кумира... На куме, стало быть, не женись. — Гы-гы! — Тьфу! — плюнула мать и поднялась с лавки.— Ему что дурно, то и потешно. И как это Мазина хвалится, что своих Левочку с Вовочкой божественным словом на ум наставляет. Моего ничем не прошибешь — ни мытьем, ни катаньем! Ложись и дрыхни. Из-за тебя только на сто- рожение опоздала. Завтра пойдешь со мной поливать колхозную капусту. — Я завтра с ребятами пшеницу в Первую бригаду пойду полоть. Мать ничего не ответила и ушла сторожить колхозных свиней. Я раз делся и нырнул под прохладное одеяло. ...Проснулся от грохота во все окна и дверь. — Миха, вставай! — кричал у окна и колотил кулаком по раме Тузик. — Эй! Где ты там?! Собирайсь быстро, а то уйдем! — сердился у другого окна Сашка. Кто-то оглушительно стучал в дверь. Фу, черт! А мне как наяву по- блазнило, что я в бригаде, стою в загоне, а вокруг меня ржут и пляшут, стуча копытами, лошади. Вскочил и вспомнил, что наказывал Сашке взять меня на прополку. Деревня окончательно проснулась и гомонила на разные голоса. У ворот своего дома нас встретила и проводила нудными причитаниями Мария Степановна Мазина: — Ох, отроки злосчастные, и вашим-то головушкам забубенным на долю выпала не манна небесная, не благодать душевная с горы Синай ской, а тернистая Голгофа да тяжкий крест... Когда миновали Мазину, Вовка Тузик с недоумением спросил: — Робя, а чо она говорила? Она что-то намаливала на нас... — Верно,— подмигнув нам, сказал Ваня Ерохин.—Молила, чтоб крест свинарский упал на наши головушки с горы забубенной... Пшеничная полоса, которую мы шли полоть, называлась Хапова пашня. До нее нужно было идти километра полтора степным полем, за степным полем в первых лесиках стоял табор Первой бригады, за та бором шел длинный Хаповский колок, и уж за ним лежала Хапова пашня. Пока добрались до нее, солнце основательно стало припекать затылки... У старой развесистой^березы, росшей одиноко у края Хапова колка, на вытоптанную до корней траву, побросали свои узелки с едой, а у кого были — ботинки, сапоги. Подошли к полосе. Сашка поднял над головой руку, требуя внима ния, и, как взаправдашный начальник, назидательно произнес: — Прошу внимания! Участок — семенной. Полоть, чтобы на совесть! После этого он стал отсчитывать каждому по двадцать рядков пше ницы. Мне достались рядки между Ваней Ерохиным и Тузиком. Я оглядел поле. Пшеница только начинала куститься. И несмотря на то, что поле было обработано плохо — сплошь усеяно неразбитыми, ссохшимися и затвердевшими земляными глыбами,— по всему полю на целую четверть выше пшеницы раскачивались темно-серые головки осо та, а по низу густо раскинул свои зубчатые листья молочай. Пшеница
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2