Сибирские огни, 1981, № 4
С НЕБА ЗВЕЗДОЧКА УПАЛА 37 Никто не улыбается его шутке. Люди понимают, как тяжело Цунаю. Но сочувствуют ему молча. Один Якименко всхохатывает в напряженной тишине. Он немного под халимничает Цунаю. А может, и действительно, непомерно любит его, а нам, в силу естественного чувства ревности, когда мы видим, что и Ду най отдает ему предпочтение перед нами, может, просто кажется, что Якименко подхалимничает. — Ну, Микола, ты и скажешь! —говорит Якименко и тоже, как Цу- най, обводит всех улыбчивым взглядом, приглашая посмеяться вместе с ним.—Да из Кокараср бригадир, как из меня прохесор! Ха-ха! Женщины почему-то охотно отзываются на глупую шутку Якимен ко; заулыбались ему в ответ, закивали головами, заподдакивали: «Да. Да. Верно... Какой из Бисса бригадир... Был уж он как-то... Брига- дирничал... Умора одна с ним была... Нет, Микола... Давай уж как- то... Какой те фронт теперича...». Цунай долго молчит, уставившись взглядом в стол, он даже сник будто; видимо, пережитое душевное напряжение отняло у него много сил. Наконец, оторвав взгляд от стола, вскидывает его на стоящих чуть в сторонке от стола женщин с откровенной опаской. — ...Ну, так вот... Теперь с вами, девки,—неуверенно начинает он,— надо утрясти вопрос... Сев мы в основном закончили. Досевать послед нюю полосу поедут старики. А вас всех Левкина срочно велела перебро сить в огородную бригаду, временно, конечно. Что-то там у них с овоща ми застопорилось: не то заросли сорняками, не то поливать некому... — А паек там дают? —спросила Лизка. — А кто его знает... наверно, дают. — Не юли!—Лизка в упор, не моргая, смотрит в глаза бригади ру,— И я знаю, и ты знаешь, что не получают огородники паек. А у нас дома даже картошки нет, и мама больная. Мы с Физкой от своих паек 'по кусочку отрывали, чтобы домой отнести, для мамы. А теперь как? — И мою пайку дома четыре рта ждут,—вступает в разговор Шура Громилова.—Колоски, что весной насобирали, давно на жерновах пере терли и съели. Молоко все в госпоставку сдаю. Остается одна картош к а—Шура поворачивается к стоящим сзади женщинам и, смахнув пальцем слезу с век, разводит руками в стороны, кар бы раскрываясь.— Вот им и питание —картошка да обрат. Набузгаются обрата с картош кой, а что толку? Это вить нам ладно. А они, как ни есть, растут... А с такого корма, только пузы раздуваются, как у воробьят голых. Чем их и поддержать, если последнего пайка лишусь?.. — Предоставь на бригаде, какую ни на есть, работу! —напирает на бригадира Лизка. И забыв, что сейчас только так искренне сочувствова ла ему, ругается.—Ишь ить, гусь какой! На огород гонит!.. С голоду там подыхать... Не пойдем на огород, и все тут... — Я знал, что вы шум поднимите,—пальцы бригадировой руки не произвольно постукивают по столу,—но я ничего не могу поделать — приказ Левкиной. Как начнется сенокос, сразу все вернетесь в бригаду. А сейчас, попробуйте упросить Левкину, чтобы оставила за вами паек. — Ну ты, Николай, и фрукт без косточек,—говорит насмешливо острая на язык и талантливая кривляка Физка,—Ведь не хуже нас зна ешь, что запоет Левкина. Физка подбоченивается и, подражая Левкиной, произносит: — Что вы, девоньки милые... да я бы всей душой для вас, но,—Физ ка подняла вверх палец, уставила на него широко открытые глаза, пока чала сочувственно головой (сеЙча'с она и вправду чем-то неуловимо напоминает Левкину),—но! Вы должны понять, что выще меня правле ние колхоза. А мы с Дунаем одни решить такое не можем. Мы—люди маленькие...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2