Сибирские огни, 1981, № 4

С НЕБА ЗВЕЗДОЧКА УПАЛА 29 Сразу я и не понял, откуда и от кого исходят такие чарующие зву­ ки, и тихо спросил Ольгу: — Что это? — Косачи токуют,— так же тихо ответила Ольга. Первый мой рабочий день в бригаде по богатству впечатлений был для меня равен, пожалуй, году жизни... Когда он начался, этот день?.. Когда-то давным-давно, затерялось его начало, где-то далеко-далеко, еще в утреннем холодном тумане. Усталый, голодный ехал я на табор, перебирая в памяти впечатле­ ния сегодняшнего дня... И вдруг, словно наткнулся на страницу, залитую кровью, как удар в висок: «Война!» Ведь это правда — не сон! Там, где утонуло за горизонт солнце, идет война. Там нет такого красивого вечера, нет воркующей тишины... Там воюют и гибнут наши деревенские мужики и парни. Вместе с ними и мой старший брат, и хороший му­ жик — муж доброй и милой Ольги. На табор приехал в сумерках. Ольга с другими женщинами и мужи­ ками ушла домой. Мы, все подростки, шорник и кухарка остались но­ чевать на таборе. Бригадир молодежь домой ночевать не пускает — бо­ ится, что утром проспим. Да нас и самих домой не тянет, что нам дома делать? Сйм бригадир домой ночевать ездит на лошади. Дома у него молодая жена — Катя. Со старой —Матреной — разошелся, как вер­ нулся с фронта без руки. Чуть позже такое в деревне стало не в дико­ винку. Вернется мужик с фронта с изуродованной рукой или ногой — по всем статьям калека, а по тем временам — самый надежный мужик: на фронт больше не попадет, а это вернее верного, что впереди есть еще кусочек жизни, а какой она будет —стоит ли задумываться — суть не в этом, не то время, чтоб рассуждать, главное: вдов молодых больно много — одна другой краше! Своя теперь жена кажется и не пара ему — старая, некрасивая — и ухлестнет за молодой такой бедолага. Конечно, не все так поступали, но случалось... Спали на нарах, подстелив на сучковатый, ребристый настил свои фуфайки. В головах —у кого что: шапка, старое седлр или рваный ме­ шок с соломой. Лучшее место у Бисса — с краю нар у входа. И нары у него поровнее, и подстилка из мягкой кошмы в два слоя, в головах — тоже кошма. — Мишка, иди сюда,— сказал Якименко, когда все мы, полусонные после ужина, полезли на нары.— Твое место у стены. — Ложись возле меня,—сказал Бисс.—Они тебе будут вельсон делать. Я не понял, о чем предупреждал Бисс, но лег возле него, почувство­ вав какой-то скрытный смысл в заботливости обо мне Якименко. Под себя подстелил свой ватник, а в изголовье Бисс молча бросил кусок кошмы. Прилег, и все поплыло, закружилось в голове. Перед закрытыми глазами назойливо замаячило какое-то красное пятно, смутно похожее на лошадей. Едва успел провалиться в черную яму небытия, как сразу же проснулся от жгучей боли в ноге. Ошалело вскочил, судорожно ухватившись руками за ступню. Глянул, между пальцев шает, испуская смрадный дым, клочок серой ваты. Выдернул ее из пальцев и бросил на пол. Огляделся вокруг. Все спят. Только дальше к стене, где леждт Якименко с Пашкой, неестественно громкий храп, прерываемый сдав­ ленным смехом. Их работа. Ну, погодите... Молча улегся снова, и быст­ ро уснул. Подъем еще до солнца. Будит Бисс:' — Вставай! Кока рас говорить, вставай!