Сибирские огни, 1981, № 4

28 МИХАИЛ ШАНГИН А мне —одиннадцать. И кажется, что я уже жил да жил! А до Оль­ гиных годов — еще почти столько жить надо. И впрямь — старушка она. А Ольга встряхнула головой, повеселела, сказала решительно: — Ладно уж... чего вас-то стесняться...—и вытащила из-за пазухи серый треугольничек —письмо солдатское. — От Афони вчерась получила,— сказала она, разворачивая тре­ угольник.—На востоке все стоял — в Хабаровске... Недавно, на запад провезли — на фронт. Пишет, что через наш Исилькуль проехал. А я и не знала... Совсем ведь рядом был... Трое бы суток на путях простояла... Взглянуть бы только на него...— глаза у Ольги закраснелись, набухли влагой. Она поспешно мазнула по ним тыльной стороной ладони, заго­ ворила спокойнее: — Где он сейчас? — неизвестно... Обратный-то адрес: полевая почта да номер... и все. По письму понятно, что где-то на пере­ довой. Пишет, вот: «Олюшка, люби...», постойте, не то... Ага: «...Немец рвется к Волге... Но будьте спокойны: не видать фрицам нашей Волги, как своих ушей. Разобьем их, гадов... Так что за мен^я сильно там не беспокойся... Хлеба больше сейте. Убирать мы сами придем...» Понял, Коля?! Значит, к осени покончат с немцем... И без тебя там обойдутся. А здесь ты счас нужнее... После отдыха я почувствовал не облегчение, а еще большую уста­ лость: больно заныло в икрах, в ступнях неприятно запоскрипывало, они отяжелели и с трудом отрывались от земли. А упрямое солнце под­ катилось на четверть к горизонту и остановилось. Весь день оно весело бежало по небу. А тут, как на зло, висит на самом краешке неба, и ни с места. Работу бросать нельзя, пока солнце не коснется земли. Я вытягивал руку и четвертью измерял расстояние от расплывча­ того горизонта до солнца, а когда моя тень совпадала с нами по ходу — измерял ее длину шагами. Ольга усмехалась, наблюдая за мной, но бы­ ло видно, что и сама устала не меньше меня. Наконец на легких дрожках прикатила учетчица —Маруська Ав­ деева. Двухметровкой, сколоченной из трех тонких березовых палок, замерила нашу пахоту. Прижав истрепанный блокнот к полевой сумке, долго чиркала в нем карандашом, шевеля губами и бесперечь смачивая карандаш языком; кончив считать, плюхнулас^ на ходок и буркнула отъезжая: — Сорок соток. Я спросил у Ольги: много это или мало? — Ну не так, чтоб и много... Я думала и столько не вспашем. Домой поехали, когда багровое солнце, огромной горбушкой, опро­ кинулось на землю. Горбушка быстро уменьшалась, тускнела. Вечер­ ний воздух, не похожий на обычный ветер, волнами перекатывался по земле: то обдаст свежей холодной сыростью, то наплывет теплой лас­ ковой волной, пропитанной всеми запахами земли. В этот вечер я впервые так близко услышал токование тетеревов. Лес я знал давно: исходил его вдоль и поперек. Но никогда еще не при­ ходилось бывать вблизи леса поздним вечером, когда обычно начинают токовать тетерева. В вечернюю усталую тишину врываются ни с чем не сравнимые ясные'; чистые, воркующие звуки: — Кур-ру, чу-ф-шь... И непонятно, откуда они идут? Чувствуешь, откуда-то издалека, со стороны леса, и в то же время кажется, что льются они с высоты поро­ зовевшего неба, исходят вместе с легким туманом из глубины земли. То отдаленные, замирающие, то неожиданно близкие, явственные — совсем рядом; они неотделимы от тихого заката, розового неба, усталой земли с засыпающим лесом. Они так проникновенны и волшебны, что любой другой звук будет сейчас казаться здесь лишним.