Сибирские огни, 1981, № 4

МЕРА ЖИЗНИ И ПРАВДЫ 171 работу»: «Строговы» лежат немного не­ дописанные... мучают меня до слез. Весь замысел давит на меня е чудовищной си­ лой, и невозможность выразить его не­ медля придает моим дням драматический оттенок. Но верю, верю а лучшие дни...» С первых дней войны, «ожидания значи­ тельных событий» на Дальневосточном фронте писателя, журналиста, очевидно, не отпускала эта «тяга к большому» произве­ дению, позволяющему «высказаться вво­ лю», то есть в полную силу чувства и-мыс­ ли, о самом главном — о войне, ставшей «бытом» для всех советских людей, «каж­ дого заставившей жить не как ои хочет, а как ей, войне, надобно». Очевидно, и в это время писателя «давил замысел» произве­ дения именно о военных днях, о своих сверстниках, солдатах Красной Армии, го­ товящихся и рвущихся в решительный бой за Родину,— эта тяга неотступно сопутство­ вала всей жизни и работе военного коррес­ пондента Г. Маркова с начала и до конца войны. И лишь наступили долгожданные боевые действия на Забайкальском фронте, уже в боевом походном строю эта накопившаяся, требовавшая немедленного своего выраже­ ния творческая энергия прорвалась по­ вестью «Солдат пехоты», первые главы ко­ торой появились во фронтовой газете «Су­ воровский натиск» осенью 1945 года, в дни победного завершения второй мировой войны. Это была книга именно о войне как быте, потрясшем до основания весь уклад и строй общенародной и Каждой человече­ ской жизни и судьбы; повесть рассказывала о рядовых вчерашних тружениках, взявших в руки боевое оружие, готовящихся к смер­ тельной схватке с врагом, словом, о том, что видел, пережил сам писатель-журна- ‘ лист, политработник Марков за три года ожидания «войны, как сражения», и непос­ редственного участия в боях. До одержи­ мости верный жизненной правде, допод­ линности художественного ее отображения, автор лишь в финале повести показал вступление ее героев в «баталии», их пер­ вые боевые испытания и подвиги. Эта внутренняя устойчивая «тяга к боль­ шому» в творческих поисках, чувство от­ ветственности за свое слово сказались и в том, что повесть «Солдат пехоты» пол­ ностью появилась лишь в 1948 году в жур­ нале «Сибирские огни» и отдельным изда­ нием в Иркутске. Между прочйм, тогда же нашлись досу­ жие критики, в газетных откликах на «Сол­ дата...» упрекавшие автора в якобы недос­ таточном военно-патриотическом накале, излишне приземленном и обытовленном отображении армейской действительности военных дней и переживаний людей, от­ правляющихся на фронт. Разумеется, были в повести недостатки собственно литературного порядка — газет­ ная, описательная очерковость, некоторая умозрительная «заданность» характеров и психологических, душевных проявлений ге­ роев повести, что объяснялось недостатком литературного, да и живого «батального» опыта у автора, фронтовой, походной то­ ропливостью его письма. Но уж никак нель­ зя было уличить его а незнании изобража­ емых им людей и армейских буден, тем более в идейной незрелости или ограничен­ ности. Лишь два с лишним десятилетия спустя, изменив название повести (она ста­ ла называться «Орлы над Хинганом»), ав­ тор сопровождает ее таким предисловием: «Предпринимая переиздание повести, я не считаю возможным подвергать ее каким- либо коренным переделкам, хотя теперь, * когда мой литературный опыт стал богаче, я мог бы, может быть, иные сцены напи­ сать лучше, глаже. Но( книга эта, на мой взгляд, прежде всего важна своей досто­ верностью... Я думаю, что мой рассказ о людях « в пределах батальона» даст чита­ телю верное представление о чертах вре­ мени и особенностях морального облика советского человека, призванного Родиной на тот пост, который обеспечивал защиту ее великих интересов». Крупномасштабность и дальновидность творческого восприятия и осмысления, ото­ бражения исторической правды и живой действительности, раскрытия конкретных людских характеров и судеб, исключитель­ ная взыскательность художника к себе и своему слову, выраженные в давнем, воен­ ного времени, дружеском письме, нашли свое полнокровное развитие и воплощение в подлинно больших, эпического размаха и звучания произведениях Георгия Маркова, в связанных между собой единой идейной и жизненной основой романах «Строговы», «Соль земли», «Отец и сын» и особенно в «Сибири». * * * Еще при появлении первых глав нового романа Георгия- Маркова в журнале «Зна­ мя» (№ 7, 1969) подумалось, что автор, ве­ роятно, далеко не сразу и не без некото­ рых колебаний отважился озаглавить свое произведение этим необычайно историче­ ски, жизненно емким и многозначным, пространственно необъятным словом С И- Б И Р Ь, особенно в его современном и глобальном понятии и звучании. Да и само начало романа как будто не обещало той крупномасштабное™ и многоплановости художественного исследования и претворе­ ния жизненного исторического и совре­ менного материала, какое предполагает это заглавие. Действие романа развертыва­ ется снова в том же, хорошо уже знако­ мом читателю по предыдущим книгам пи­ сателя таежном, суровом и глухоманном районе Томского Севера, Среднего При- обья и ограничивается событиями, кругом действующих лиц, так или иначе причаст­ ных к побегу из нарымской ссылки накану­ не первой мировой войны одного из «политических» — молодого большевика- подпольщика Ивана Акимова, носящего партийную кличку «Гранит». Последняя, ви­ димо, 'связана не только с революционной деятельностью и какими-то чертами и каче­ ствами героя, но и легальной его биогра