Сибирские огни, 1981, № 4

В ТЕАТР ВЛЮБЛЕННЫЕ 165 ти вот так... (Показывает самый простой вход.) Но этот очень короткий проход не даст вам возможности распознать внутрен­ нее состояние Отелло, все его мысли. Луч­ ше сделать вот так... Охлопков открывает предполагаемую дверь в спальне, вглядывается в пустое место, и мы понимаем, что там ложе Дез­ демоны. «Вот отсюда ее лучше будет вид­ но»,— негромко, как бы подсказывая нам, произносит Николай Павлович и, сделав полукруг, заходит «за кровать». Потом раздвигает полог и чуть отстраняется: «Вот здесь луч падает на ее лицо», делает еще несколько шагов вперед и вдруг резко отворачивается, закрывает лицо руками: «Нет, я не могу свершить над ней свой суді» Потом, уже выключившись из обра­ за, Охлопков подводит итог: — Вы видите, теперь у актера и у ре­ жиссера появилась возможность сыграть всю гамму чувств, наполняющих Отелло, хотя слов еще не было произнесено. Нуж­ но искать мизансцену, которая ярко выра­ жает для глаз (эти слова он подчеркивает интонацией) характер персонажа, его на­ строение, поведение. Я снимался в одном фильме (он на эк­ раны не вышел), где играл комиссара. Там был такой эпизод. Четырехтысячная армия, поддавшись панике/ бежит с фрон­ та. Комиссар догоняет паникеров и отдает им как будто нелепую команду: «Снять сапоги!» Бойцы автоматически выполняют приказ, а в это время комиссар им одну речь, другую... И четыре тысячи верну­ лись на позицию и разбили белых. В ос­ нове этого эпизода был истинный факт. Какая же была у комиссара мизансцена? Сновал на лошади среди бегущих взад- вперед, взад-вперед. А вот в комиссаре из «Повести о настоящем человеке» я весь эпизод лежал недвижимо. И это то­ же мизансцена. Мизансцена тела, глаз, „ руки. Как-то я стоял на мосту и увидел, что в водовороте кружит щепки, закручивает их по спирали. «Вот бы поставить так массо­ вую сцену»,— подумалось мне тогда. Но людей в Реалистическом театре (бывшая четвертая студия МХАТ), где я тогда ра­ ботал, у меня было очень мало, и «Желез­ ный поток» я ставил в маленьком помеще­ нии. Тогда я решил облюбовывать каждо­ го идущего. Всем жарко, но каждый из таманцев переносит жару по-своему. Че­ рез зал проходили 15 человек, перегрими­ ровывались и шли в новом характере. Вот идет изможденный человек, едва пере­ двигает ноги, винтовку волочит за ремень (показывает), останавливается, задохнув­ шись. Очень хочется пить, отупело глядит перед собой. Гимнастерка расстегнута, пот... Из пульверизатора перед выходом обрызгивали — театр-то маленький, все видно. Показывая, Охлопков продолжает свой рассказ, однако не выходя из образа. — Потом актер бежал за кулисы, пере­ одевался, делал другой грим и шел уже по-другому — выпрямившись, упорно гля­ дя куда-то вдаль, этакий Дон-Кихот. Николай Павлович мгновенно преобра­ жается, становится выше ростом, идет, выпятив грудь, тяжелыми широкими ша­ гами, с каким-то ожесточением упрямо смотрит вдаль. Это тоже усталый боец Та­ манской армии, но совсем-совсем другой. Какой же все-таки большой актёр Охлоп­ ков! И как жалко, что уже 10 лет он ни­ чего не играет. — Режиссеру необходимо наблюдать жизнь,— продолжает Николай Павлович,— много читать. Свободно можно ставить только то, что хорошо знаешь. Накапли­ вайте материал на 15 лет вперед. Раньше, когда у меня не было денег, ,я ходил в букинистические магазины, делал вид, что хочу купить книгу, и просматривал все нужное мне, особенно иллюстрации. Те­ перь я могу и в самом деле купить ред­ кую книгу, но старая привычка осталась. Хожу по Москве и разглядываю букини­ стические книги. Я не просто наблюдаю жизнь, я стара­ юсь запомнить отдельные штрихи. Раньше по утрам я обязательно ходил гулять по Москве. Идешь по Тверской, а чуть в сто­ рону, заглянешь в переулок — хлоп, де­ ревня! Куры расхаживают. Как сейчас пом­ ню— сидит босой человек, ноги опустил' в канаву, выкурил папиросу, потянулся, по­ дошел к афише и прочел ее сверху до­ низу. Охлопков демонстрирует нам лениво-за­ трапезного обывателя, живущего в рит­ мах стародавнего времени. Сосредоточен­ ность, с которой этот персонаж Николая Павловича прочитывает афишу, на ред­ кость комична. Мы начинаем потихоньку фыркать. — Потом человек этот опять потянулся и надел очки. Опять стал читать ту же са­ мую афишу. Что его там заинтересовало? По положению тела, по закинутому затыл­ ку вижу, что читает он чрезвычайно вни­ мательно. Вот картинка, которая, несмотря на давность, осталась в памяти как заго­ товка. Где-нибудь пригодится. Охлопков как будто не замечает реак­ ции аудитории, хртя мы, от души посмеяв­ шись, готовы были аплодировать импро­ визации. — Захожу на телеграф, на переговор­ ный пункт, смотрю, как разные люди по телефону разговаривают. Один парень всю очередь перецеловал— дочь родилась! Заготовка пригодилась в «Иркутской исто­ рии». — Николай Павлович,— задает вопрос один из нас,— готовите ли вы мизансцены заранее, дома? — Я люблю режиссерскую импровиза­ цию. Дома готовлю только опорные ми­ зансцены. Остальное ищу вместе с акте­ рами. Мне не безразлично, каким будет исполнитель — толстяком с апоплексиче­ ским затылком или худощавым человеком. В зависимости от этого у меня родятся разные мизансцены. Кроме того, мизан­ сцены я меняю в зависимости от актер­ ских предложений. Последний завет Станиславского— не си­ деть долго за столом. Именно так я ста