Сибирские огни, 1981, № 4
162 Л. БАЛАНДИН язык — таким был патриотический порыв эпохи. — Ну, а теперь,— заключил Владимир Александрович,— когда я ответил на все вопросы, выскажу свое пожелание. Я очень советую обратить особое внима ние на все то, что делает Чацкого близким декабризму. Он несомненно придет на Сенатскую площадь. Кроме того, необхо димо всюду, где только возможно, под черкивать борьбу за национальную само стоятельность, нельзя играть только лю бовную. драму. Мамонт Д-альский играл финал на рыданиях всего зала. А Качалов в последней постановке подчеркивал во левое начало в Чацком, во фразе «Пой ду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок» он сильным ударе нием выделял слово «есть». Чацкий Ка чалова твердо верил в свое дело, в своих друзей. 7 февраля. По-прежнему работаю на ра дио, сделал уже три большие передачи. Среди них — запись спектакля театра на Малой Бронной «Человек из песни», пос тавленного А. А. Гончаровым. Во время записи Андрей Александрович был очень сдержан, уступчив, помогал убирать у ак теров моменты бездейственные. Получи лось в целом неплохо. Дважды занимался с нами Охлопков. После болезни он стал совсем цругой, мягкий, улыбчивый, много рассказывает о себе, о многочисленных случаях из своей практики. Мы ощущаем, что перед нами — живая история советского театра, его ста новления. Такое ощущение способно заво рожить. Вот сидит Николай Павлович в своем кабинетике в неизменном своем сером ко стюме с неизменным красным галстуком. Над ним портрет Маяковского, слева — графический портрет Шостаковича. Охлоп ков расспрашивает нас о работе над эко- пликациями, причем выясняется, что Дудин одно, а Охлопков со своими требования ми— совсем другое. Он, оказывается, да же не знает, что делал в его отсутствие его помощник, и даже то, что первая экс пликация была уже защищена. Странно, ведь Владимир Федорович уверял нас, что обо вс^х занятиях докладывал Охлопкову. Но вот все организационные вопросы вы яснены, Николай Павлович делает пальцем знак сидящей за отдельным столиком сте нографистке, та берется за карандаш, и беседа начинается. — Я буду требовать от вас, очень при дирчиво требовать, чтобы вы прежде все го дали философское обоснование спек такля. Первый оратор станет доброволь ной жертвой, потому что на его примере я буду говорить о всем дальнейшем, стро ить весь разговор. Как же рождается фи лософское видение спектакля? В годы войны я был в эвакуации в Ом ске и навсегда сохраню самую сердечную благодарность работникам омской библи отеки имени Пушкина, которые очень лю безно предоставили мне весь свой богатый фонд ’. Именно тогда я узнал, как и кто играл Гамлета на протяжении многих де сятилетий. Но собственного видения все- таки не появлялось. Я приходил домой, в комнату, где топи лась такая маленькая печка (буржуйкой мы ее звали). Она была обложена кирпи чами и создавала подобие камина. Я за навешивал окна, чтобы в комнату не про никал уличный шум, садился возле огонька и мечтал. При мерцающем в темной ком нате огоньке хорошо мечтается. Но замы сел так и не приходил. И вдруг однажды я услышал по радио позывные Москвы — на площади, куда вы ходили мои окна, на столбах висели боль шие репродукторы. Я распахнул форточку и'увидел, как возле этих репродукторов собираются люди, передавали важное со общение. Как оно всех сплотило! Как слу шали они все в едином порыве! И вот тут задрожали все струны художника — я по нял!— нельзя, сидя в комнате с занаве шенными окнами, искать то, что должно волновать массы людей. Нужно идти на площадь, слышать голоса людей, видеть их лица. Только тогда можно найти такие мыс ли, такие чувства, которые можно бросить людям, сплотить их так, как сейчас спло тило всех ощущение общего горя и общей1 1 Много лет спустя автор этих заметок побывал в массивном красном кирпичном здании с островерхими башенками на кру том берегу Оми, в бывшей Городской думе, а ныне библиотеке имени Пушкина. Биб лиотека эта косвенно связана с рождением* охлопковского шедевра. Я пытался мыслен но представить, как морозным утром, ми новав сводчатый вход-беседку, по железным ступеням лестницы в два марша входил в высокий двусветный зал сорокадвухлетний Охлопков. Зеленые стены, белые пилястры, лепные потолки с бронзовыми украшения ми, бронзовые люстры. Дверь в книгохрани лище напоминает врата алтаря. И тишина, изредка нарушаемая потрескиванием дров в буржуйке. Но печки мало помогают. Ог ромное каменное здание дышит холодом. Книги, кажется, вобрали в себя все свире пые сибирские морозы, до них нельзя до тронуться незащищенной рукой. Чтобы за писать выданную книгу, библиотекари ото гревают чернила своим дыханием. После первых слов знакомства бывший библиотекарь, а ныне пенсионерка Серафи ма Родионовна Васильева заявила: «Охлоп- .ков был моим другом». Интригующее нача ло! В ходе дальнейшей беседы выяснилось, что в войну библиотеку посещало небыва лое количество читателей, более 19 тысяч человек было записано в 1942 году! До ты сячи в день посещало читальный зал. Ох лопков приходил задолго до открытия. «Мы его встречали с распростертыми объятья ми, он был очень добрый, отзывчивый чело век. Стоишь, бывало, у печки. Входит он, любимый наш артист, депутат Верховного Совета: «Я вас очень попрошу,— подает он готовый список различных мемуаров по ис кусству,— поищите, пожалуйста, мне эти книги, а я за вас потоплю печку». И пока я отыскивала нужные книги, он, сидя на кор точках, подбрасывал щепочки в огонь. Вскоре мы предложили ему брать книги на дом, а я даже носила их к нему на кварти- ру. Он жил тогда на площади Дзержинско го в Доме специалистов с мамой и женой Зотовой. Душевный был человек, всегда обо всем меня расспрашивал, всем интересовал ся. А когда я заболела, помог устроиться в больницу, помогал с питанием, по его запи скам я ходила в диетический магазин». Вот такую нехитрую историю рассказали автору в Омске.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2