Сибирские огни, 1981, № 4
ПОТОМОК УЛУКИТКАНА 143 Рабочие насторожились. В чем дело? — Ребята,— опустил голову Галчонок.— Я же в бердане Николая отвернул вин ты в ложевых кольцах и винт упора ослабил... После обеда хотел спорить с ним на весь долг, а тут такое случилось... Это я виноват, что Серебряный сразу медведя не свалил... — Что ж ты наделал, подлец! — не сдержался топограф Абрамов.— Нет, ты по нимаешь, что ты, гад, наделал? Ты же убил в нем веру в удачу, в успех, в безошибоч ную стрельбу. Ты его жизнь под смертельную угрозу поставил. Наконец, ты нам ра боту сорвалі На базу Серебряный явился с высокой температурой. Ничего не ел и не пил. Мы отправили его в районную больницу, откуда он возвратился только через месяц. Замкнутый, грустный. Жить стал у меня. Вечерами мы играли с ним в шашки, слушали радио, я читал ему вслух. Как-то, укладываясь спать, Николай тяжело вздохнул и заметил, что ему только и осталось как в шашки играть... В тайге больше не бывать, не охотиться. — Где жить буду? Куда пойду?.. — Почему? — спросил я. — Глаз испортился, руки худые стали... Ты ведь знаешь: я амакана не смог убить... — Ты болен был, а теперь поправился. Попробуй завтра, какие у тебя глаза и руки. Из соседней комнаты я принес ему мелкашку и бердану, хорошо вычищенные, протертые. Бердана была приведена в порядок и самым тщательным образом при стреляна. Пострелять он решился из мелкокалиберки. Стрелял быстро, как бы торопясь, на пятьдесят метров в малую мишень — стоя и с колена. Все пули не вышли из девят ки. Результатом Николай остался доволен, сразу оживился, повеселел. На следующий день стрелял один. Стрелял много. Пришел в отличном настрое нии. На всех мишенях пули легли в десятку, аккуратно, одна к одной. Прошла неделя, прежде чем Серебряный отважился пострелять из берданы. В результатах я не сомневался, но тревожился ничуть не меньше Николая. А вдруг, думалось мне, тот трагический случай под Баладекским перевалом вспомнится ему и повлияет на меткость? Но все обошлось. Таежный снайпер как бы заново ро дился. Через несколько дней, окончательно окрепнувший, уверенный в себе, Николай уехал в родное стойбище, где его давно ждали. О грязном проступке Ваньки-Галчон- ка он так и не узнал. Главврач больницы рассказал нам, что Серебряный перенес сильное нервное потрясение, причины которого мы хорошо знали. * * * В 1941 году Николай Христофорович Соловьев ушел добровольцем на фронт, на священную охоту за фашистским хищным зверем. Ушел снайпером. Как лучший охотник района, добывавший для страны мягкое золото, он мог остаться в родной тайге, промышлять валютную пушнину. Да разве смог бы кто-ни будь удержать, уговорить его? Все стойбище провожало Серебряного. Много ли успел сделать Серебряный на полях сражений,— неизвестно, но на верняка сделал все, что мог. Где-то на переломе войны пришла на Большую Эльгу весть о там, что солдат Соловьев Н. X. погиб смертью храбрых в боях за Советскую Родину. Можно было бы, наверное, зная характер этого человека, представить, домыс лить совершенные ИМ на фронте героические подвиги, и никто не усомнился бы в до стоверности этого. Не простил бы этого, будь он жив, сам Серебряный, больше всего ненавидевший ложь. ♦
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2