Сибирские огни, 1981, № 4
134 Б. КАЧЕНОВСКИЙ каждый день. Нельзя же каждое утро и вечер распаковывать и упаковывать все сорок вьюков. Проводник первым делом сказал об этом. Мне пришлось подумать, что и куда положить, составить описи и нумерацию вьюков. Только к вечеру управились с этой работой. Многое пришлось оставить на базе экспедиции, в частности, консер вы. Зато добавили, по требованию Серебряного, муки, соли и чаю. — Зачем много мяса в железных банках из города таскать? — возмущался Ни колай.— В тайге все есть. Назавтра я поднялся чуть свет. Кажется, и не спал всю эту ночь, только дремал, но уход Серебряного за оленями все-таки прозевал. Не успели мы сходить на речку умыться, как услышали звон колокольчиков, и на опушке появилась связка оленей — Соловьевский аргиш. На переднем ветвисторогом буре сидел Николай в зеленой куртке, с белой повязкой на голове. Быстро позавтракав и завьючив оленей, мы тронулись в путь, в тайгу, в горы, к знаменитому гольцу Брюс, вершина которого, покрытая снегом, поднималась над окружающей тайгой бело-синим куполом, манящим к себе неизвестностью и пугаю щим вечным холодом. Серебряный ехал верхом на передовике, за ним, покачиваясь, шла связка оле ней, а позади — мы, всей бригадой. И началось знакомство с неведомой тайгой, с го рами, бурными реками и марями. Вел наш аргиш сын знаменитого охотника, сам из вестный промысловик, двадцатилетний следопыт Экчанской тайги. Продвигаясь по тайге, прорубая проходы в густой поросли, следя за направле нием маршрута, Серебряный успевал видеть все, что происходило вокруг и чего мы не замечали. Тонкий слух, исключительное обоняние позволяли ему улавливать ма лейшие шорохи, почти неуловимые запахи. Он без труда читал мудреную таежную «книгу», полную бесконечного количества загадок, и быстро принимал решения. Вот сломанный кем-то цветок, втоптанный в землю пучок травы, через поляну, поросшую метровой высоты густой травой, свежий наброд, широкий, как дорога. Почему-то, беспокойно обгоняя друг друга, бегут по тропке муравьи. Неожиданно вскрикнула сойка. Слева — объеденные молодые побеги деревьев. Серебряный всему давал объяснения, представляя убедительные доказатель ства. Он обратил наше внимание на отпечатки маленьких копытцев, хорошо видные на земле, под крутым склоном каменистой россыпи. Кто их оставил? Николай объяс нил: совсем недавно пробежала кабарга, ищет убежавшего теленка, мечется, прыгает туда-сюда, зовет его, а он спит где-то, угревшись на солнышке, и не слышит мать. — Я сейчас позову кабарожку, и она прибежит к нам. Сидите тихо! Срезав с молодой березки кусочек бересты и сделав из нее манок, он зажал его между губ и стал издавать жалобные, тоскующие, зовущие звуки, отдаленно на поминающие плач маленького ребенка,— пик-пиик, пиаа, пиаа... Не прошло и десяти минут, как прибежала кабарга, застыв изваянием на большом камне. Перебирает тон кими ножками, постукивает острыми копытцами о камень, дрожит вся, а не уходит, видя людей. Чувство материнства, призыв детеныша перебороли даже страх перед человеком. Наш проводник мог подражать голосам многих зверей и птиц, но пользовался этим своим умением лишь при крайней необходимости. Через несколько дней, остановив оленей для отдыха, Серебряный подозвал нас, усадил на поваленное дерево и спросил, чем сейчас пахнет в тайге. Я подумал, что это розыгрыш, шутка, но в это время уловил запах, очень похожий на запах гвоздики. Один из рабочих заметил, что вроде бы пахнет одеколоном. И остальные почувство вали какой-то парфюмерный аромат. Но откуда взяться одеколону в тайге? Серебряный был очень доволен, что мы, городские люди, совсем не умеющие воспринимать запахи тайги, наконец-то что-то учуяли своими «худыми» носами. — Только что здесь прошел самец кабарги. Это он оставил капли струи,— разъ- , яснил проводник. В другой раз, во время начавшегося гона лосей и изюбрей, Николай обратил внимание на воронье, летевшее низко над лесом к вершине пади. Они громко, тре вожно каркали, будто сообщали о чем-то друг другу. Долго наблюдал за ними Се ребряный. I
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2