Сибирские огни, 1981, № 4

122 СЕРГЕЙ ЗАРУБИН чистили стрелки, ровняли бровки кюветов и даже собирали цветы. Много высоких чинов побывало в тот день на разъезде, но все почтительно пропускали вперед внешне очень строгого, худощавого человека с седыми вислыми усами, одетого в меховую куртку и с непокрытой головой. Он заходил на квартиры к рабочим, са­ дился в дрезину, забирался на голец и осматривал с перевала синеющие долины водораздела. Позже придет весть о книге Нансена, в которой говорится об «отваж­ ном и упорном народе, проложившем путь и через гранитные скалы Яблонового хребта». Позже прочтут рабочие слова Почетного члена Академии наук СССР Фритьофа Нансена с приветствием в предисловии к «народной власти, способной овладеть Сибирью». Глубоко верил ученый, что «на просторах Сибири, неотделимой от Советской России, возникнут миллионы счастливейших семейных очагов». Вот и появился в 1929 году на горе Туннельной — одной из вершин водораздела Байкало-Амурской системы — памятный знак в честь пребывания Нансена. Теперь немногие знают: в годы разрухи и голода точил этот памятный знак из крепчайшего гранита с прожилками голубого мрамора штатный рабочий разъезда, каменотес Макар Иванович Кичаев. Умер каменотес, не завершив работы,— оставил на отполи­ рованной им табличке много места еще для каких-то буквочек. Возможно, для слов благодарности Нансену за его дерзкую, светлую и неосуществленную мечту при царизме, за его веру в людей, отважных в их борьбе за новую жизнь. 1929 год, Пыхтят, отдуваются, едва заползают на перевал поезда. Пассажиры, случается, идут в лес, пилят деревья и по цепочкам передают поленья к паровозам: нет угля. Ночами в Тургутуе всего пять огоньков: два — на семафорах, два — на стрелках и один — в комнате дежурного. Нет керосина, и в бараках зажигаются ве­ черами «мазутные» светильники из консервных банок с фитилями. Многие тургутуй- цы сохранили старые «двузубцы», в которые над тазами или ведрами вставляются лучины. Ближайший источник в пяти километрах, с паровозов отпускают иногда толь­ ко «по два ведра воды на семью». За спичками, солью, чаем поочередно выезжают в Читу нарочные. Ни у кого нет добротной одежды, книг, постельного белья. Само­ дельные табуретки, лавки и нары в бараках, а на столах во время обедов общие чашки и деревянные ложки, почему-то у всех обкусанные. Но уже много нового на разъезде. После изгнания интервентов в Тургутуе возвели еще два барака, вместо со­ жженных.' В самой большой комнате соорудили сцену, открыли клуб месткома профсоюза, и тургутуйцы впервые смотрели кино. Огромным событием было от­ крытие начальной школы — тоже впервые за историю разъезда. «Парты» были в ви­ де двухместных стульев с откидными крышками. Их и расставили в клубе: -пять для первоклашек, а в других углах «зрительного зала» по 2—3 стула для учеников вто­ рых и третьих классов, отозванных из далекой Читы. В тот год с братом Володей мы, близнецы-первоклашки, прочтем свою первую книжку о смелом мальчике, караб­ кавшемся за обидчицей-обезьяной на рею вьісоченной мачты. Звали отца на разъез­ де Матросом, он и привез из Читы эту книжку своим маленьким сыновьям «в пода­ рок от дедушки Толстого». Целых три года будет учить своих питомцев в Тургутуе выпускница Читинской гимназии А. Н. Урлина, первый интеллигент разъезда, Будет жить в одиночестве в маленькой комнатушке, недоедать, подметать свой класс, топить печь и ходить-хо- дить на уроках от парты к парте. Заслуженный учитель школ РСФСР, орденоносец, она повстречается затем в Чите со многими выпускниками Тургутуйской начальной школы, вернувшимися с войны... Дочь лекаря, моя мама еще до революции слыла на разъезде «доктором»: всегда имела в запасе бинты, вату, порошки от кашля и головной боли — за всем этим надо было ехать очень далеко. В своих экскурсиях по высоченным горам она собирала богородскую траву и зубровку, выкапывала корни валерианы, собирала для целебного настоя муравьев. Теперь из Читы привозят лекарства, и в нашей ком­ нате впервые открылся «здравпункт». Маму угнетали коптилки и лучины: иногда ей приходилось принимать роды. «Надо уехать из этой темени в Россию, теперь никто не задержит»,— требовала она от отца. По ее словам, в какой-то сказочной Симбирской губернии теплее и прямо \