Сибирские огни, 1981, № 3

РАССКАЗЫ 69 Кучумов возвратился в прошедший день, успокоительно забывая про обиду матери, про суд отца, и стал заново просматривать для удовольст­ вия на ночь: старт, суета, цыганские группы гонщиков в разноцветных майках — желтых, красных, синих,—таборами разбросанные по полян­ ке у обочины шоссе. Первый день зональных соревнований — раздельный старт, гвалт, последние приготовления, пришивание номеров. Сцтая бу­ фетчица расписывается в фактурах за лотки с балками и за ящики лимо­ нада. Радиомашина сипло прочищает голос и пробует вразнобой куски музыкальных записей и потом, наконец, дает полный звук на все прост­ ранство, и сразу все вокруг насыщается счастьем, как в ливень водой, и для подтверждения его Кучумов ищет среди разноцветной толпы Томку и не сразу находит. А когда находит — не может понять, что изменилось. А изменилось вот что: она .остригла косы. — Что, не нравится? —спрашивает она с веРелой уверенностью кра­ савицы. Ей идет стрижка, ей потрясающе идет стрижка. Но... Она надевала платочек на тренировки вместо надвинутой на лоб и приподнятой на затылке кепочки из белого подрана. Неожиданный пла­ точек, завязанный под подбородком, странным и трогательным образом сочетаемый с голыми загорелыми ногами, с черными велотрусами и вело­ туфлями. ЕІо еще более неожиданным были косы, две длинные косы, ко­ торые изгибались по сцине из-под треугольного хвоста косынки, изгиба­ лись вслед за ее кошачьим хребтом, когда она ехала на велосипеде. Теперь их нет. Ее свежеостриженные волосы упруго вырываются из-под расчески, закручиваются, как пружины. — Тома, что же ты наделала! Нашу секцию в городе только и отли­ чали: «где девчонка с косами», а теперь что осталось? — с отеческой любовью говорит шеф, проходя мимо к судейскому столу. Томка смеется. Смех у нее без оглядки: безукоризненные зубы. По жеребьевке жизни Томка досталась ему, Кучумову, и он не удивился это­ му, по-детски убежденный в своем праве на все лучшее в жизни, как на лучший кусок за родительским столом. ' Женщины стартуют первыми: их соревнование проходит быстрее, потому что всего-то человек семьдесят — с интервалом в полминуты — и идти им мало, 'пятнадцать километров. А потом уже мужики, и надо заранее сосредоточиться на гонке и забыть обо всем остальном: не пом­ нить, как обжигаешься, нечаянно коснувшись Томкиного взгляда, и не думать, что после гонки опять поедут с ней туда, в лес. От этой мысли тяжелеет язык, но об этом перед гонкой думать нельзя, потому что все силы понадобятся на этих двадцати пяти километрах, которые нужно пройти одному, почти теряя сознание от перегрузки и оттого, что на соз­ нание не остается крови. Только после финиша постепенно начинаешь всплывать вверх, в ясность. А то все сплошной туман, и шум собствен­ ного дыхания, и глухота от шума воздуха в ушах, и ритмическое биение одного стремления: туда, туда, скорее, скорее, еще, ну же, ну же, ножень­ ки...—и подробнее этого мысль не расчленяется. Чувствуя, что сейчас уже заснет от усталости дня, Кучумов бросил думать о гонке й сразу перешел к последнему, лучшему угощению памя­ ти: Томка и остальное, лес и та горячая маета, и запрет, и нерешимость переступить, и невозможность отступить назад, в безопасное место от этой обжигающей границы. Опасность игры притягивала их в лес, на ту поляну каждый день с тех пор, как они ее открыли— и все одно и то же, и Кучумов, уезжая от­ туда, приспускал туго накачанные трубки шин, чтобы не так больно тряс­ ло на выбоинах асфальта, и каждый'раз думал: «Все. Завтра». / .