Сибирские огни, 1981, № 3
68 ТАТЬЯНА НАБАТНИКОВА — Ну уж не со всяким! Со мной, я думаю, не случилось бы. — От сумы да от тюрьмы не зарекайся. — ...Мама, я тебя никак не понимаю,— Кучумов разволновался, Уже само по себе то, что он украл... Ну это ладно, бог с ним, пусть бы украл, но мы-то с тобой эти четыреста рублей видели или нет? Нет, вот то-то же. Он их украл, он сделал приписку, чтобы на эти деньги под ко мандировку съездить в Тулу к бабе. К ба-бе. К чужой бабе, к любовни це. А тебе все это... тебя это как будто даже не задевает. Мать смотрела на него пристально и с опаской, как будто подстере гала пощечину. И он отвернулся к плите, чтобы налить себе чаю и сде лать паузу в ее взгляде. Потом он снова сел, положил в стакан четыре ложки сахару и внимательно следил, как сахаринки тают, размеши ваясь. — Он ведь не для нас с тобой эти деньги украл,—повторил Кучу мов с терпеливым убеждением и рассудительно развел руками, не глядя на мать.—Я тебя не понимаю. Пусть тебе его жалко, но где твоя жен ская гордость? Ты не должна его прощать. Ты должна его наказать.— Кучумов отхлебнул чаю и стал смотреть в стакан.— Конечно, может быть, меня ваши отношения не касаются, вы там сами между собой раз беретесь. Но я жертвовать своими делами ради его воровства и его лю бовниц не буду. Мать глухо, с осуждением сказала: — Смотри-ка какой принципиальный. Кучумов пожал плечами: — Ну, а чего ты мне навязываешь: делай так и так. Я не мальчик, и считаю, что ты сама делаешь не так. — Поступай как знаешь,—мать поднялась и ушла к себе в ком нату. Кучумов сосредчточенно помыл посуду и, проходя мимо ее двери, видел краем глаза, что она лежит на диване, заложив руки за голову, не включая света. Ну и пусть. Жалкие существа. Отец, видите ли, попал в беду. А кто заставлял его? Кто заставлял заводить на курорте любовницу да еще и ехать потом к ней в гости на казенные, краденые деньги? А мать теперь будет оплачивать адвокатов и таскать ему в тюрьму передачи. Бесхре бетные, жалкие существа. Кучумов вошел к себе, мстительно отгородился дверью от навязан ной ему жизни и остался, наконец, среди своих стен. Комната была уве шена фотовырезками из немецкого журнала «Велогонщик». На картин ках были крушения, падения, завалы, крупным планом —надрывный оскал лиц, лобовой напор велошлемов, склоненных к рулю, послефи- нишные улыбки на изможденных, забрызганных грязью лицах. Его жизнь, его комната. Стол, кровать, стеллаж с журналами, учебниками, магнитофоном —всегда все в порядке, * Кучумов разобрал свою постель, разгладил распластанными ладо нями одеяло и аккуратно влез под него, стараясь не наморщить на нем складок. Он вдруг вспомнил, как ночью пришли забирать Отца. Отец спросонья и с перепугу суетился и все никак не мог найти расческу. Он приглаживал свои скудные волосы татуированной в молодости рукой, озирался кругом и наконец нелепо спросил у милиционера: «У вас нет расчески?» Милиционер уничтожительно взглянул на него, не шевель нувшись. Кучумов увидел это, когда вышел в прихожую, внезапно чем-то раз буженный. Отец даже не набрался смелости взглянуть на сына и услать его вон, как будто со свободой его лишили и отцовской власти. Жалкие существа. И он — их сын. Но ничего', у него своя дорога. Он уйдет в отрыв от их ничтожной жизни. I
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2