Сибирские огни, 1981, № 3

РАССКАЗЫ 63 могут всерьез заниматься кибернетикой, другими всякими глупостями и рожать новых людей. Все ясно: он, конечно, видел, как я разинула рот на этого Верхового и как осталась с носом. — Слушай, Павлуха,—усмехнулась я, не прощая ему этого,— что тебе сделали кибернетики? Я вспомнила, как мы с Верховым танцевали под безумный «Малень­ кий цветок», и рассмеялась, чтобы было не так горько. Павлуху мой смех как в пропасть столкнул, он вдруг жутко спросил: — Выйдешь за меня замуж? Жутко —потому что тихо, с печальным отчаянием, и он смотрел на меня, как... как раздавленный. — Вот это да! —Я фальшиво продолжала смеяться и н£ знала, как повести себя, чтобы не оказаться в смешном положении: трусливая душа, мне надо было, чтобы был мой верх.—Замуж? Так ведь у нас же тогда будут рождаться новые дети, и придется заниматься другими вся­ кими глупостями — мне, может быть, кибернетикой, а... — Повтори: у нас будут дети! —Он жадно подался ко мне, как буд­ то я его облила чем-то горячим. В грамматическом будущем времени фразы, которую я сказала —«у нас же будут дети»,—ему послышалось утверждение и невольное обещание. Я отшатнулась, и холод, идущий изнутри, уже дошел наружу. Я перестала заботиться о выгодном впечатлении и со злостью, без смеха докончила начатую фразу: «Мне, может быть,— кибернетикой, а тебе — пасти коров, как ты собирался». В дополнение я едко усмехнулась, мстя за обман сегодняшнего вечера ему: за то, что этот мерзавец Верховой не пошел со мной, хотя ведь было же что-то, было, когда мы танцевали,— взгляд, пауза, вопрос —все те дьявольские полуневинные «чуть-чуть», когда уже занесен шаг, чтобы переступить, но еще не поздно и отступить назад с непричастным видом, и вот только сию минуту я призналась себе, что его шагов ждала за собой, когда уходила с вечера, его и ничь­ их других, хотя ненавидела его заранее, почти не сомневаясь: не пойдет, только подразнит. Павлуха посмотрел на меня тихим взглядом, как будто даря мне свое прощение, и пошел прочь. Вот кого я не хотела бы теперь встретить: а вдруг сытый, благо­ получный, читает газеты, чем-нибудь перед кем-нибудь гордится. Что мне тогда останется? А так — я могу представлять о нем, что захочется, любую вещь из самых настоящих. Так —я могу о нем сожалеть... Об остальных моих одноклассниках я примерно знаю, кто, где, что делает. Люба, моя подружка,— все, как у людей: дом, работа, посуда за стеклом. Толя Вителин, нежный мальчик,— всю жизнь сторонился жен­ щин, живет один в глуши, дремучий мужик и сильно пьет. Сейчас кругом развелись дискотеки. У клуба уже висит афиша не «танцы», а «дискотека». В нашем НИИ тоже есть своя. Институтские любители вкладывают душу: рассказывают в микрофон, потом включа­ ют стерео, и разноцветные прожекторы мечутся в темноте по оклеенной фольгой стене актового зала. А народ встает из-за столиков (из буфета натаскивают сюда столики, чай и пирожные) и пляшет, не считаясь ни с чем. Многим из нас под сорок, но в пятницу раз в месяц мы остаемся после работы на дискотеку и приходим домой к полуночи. В этом есть что-то бодрящее: музыка, ритм, подъем тонуса, некоторое расслабление нравов... Этакий привкус свободы, из-за которого моя подруга Зина так любит читать романы про заграничною жизнь.