Сибирские огни, 1981, № 3
РАССКАЗЫ 53 нялись с особенным пристрастием, привлеченные, как пчелы, тем счасть ем, которое копилось во мне для будущей жизни. Это я так догадыва лась. Потом оказалось, что просто у меня были длинные косы, и я была новенькая. Толя Вителин не бегал на переменах, не гонялся за девчонками, и у меня всегда оставалась возможность, если захочется, бросить всех, вернуться в класс и, сколько влезет, полновластно держать его — всего, с головы до ног, как кошка мышь,— в охвате зрения. Это было то изо билие, которое только и могло пребывать в царственном центре мира, помещенном во мне. Но я боялась, вдруг он оглянется, и я поскользнусь в его глаза. Наш саманный сельсоветовский дом оказался холодным, зимой углы промерзли, отсырели и потемнели от пятен. Он стоял на краю села, даль ше шла снежная степь. Вечерами после заката на сугробах лежали фио летовые тени, и от самого нашего огорода начиналось смертное едино властие холода. Голое, без лучей, зимнее солнце целые дни студило землю. Мать, закутанная в шаль, шаркала валенками по кухне и подбра сывала в печь угля. Печь была сложена плохо — все тепло уносилось в трубу. Бумажные кружева на полках почернели от копоти и оборвались. — Ева, я лягу. Пойди к отцу на работу, скажи, я болею, и чтоб се годня пришел пораньше, печку топить. Я шла. Отец досадливо морщился: — Ну, опять... Нет-нет, сегодня никак не получится пораньше,—начи нал он прикидывать в уме, увиливая взглядом.—У меня отчет. Как-ни будь там сами... Неужели так сильно разболелась? Ах ты... Ну, а ты-то что же, разве не справишься? Я-то справлюсь. Да разве за этим мать ждала его домой. И все ее болезни происходили от прошедшего времени жизни. А с этим мне ни как было не справиться. В те вечера, когда отец был дома, мы ужинали в молчании, невнят но говорило или пело радио, после ужина отец брал книгу и ложился на неразобранную кровать читать. Но минут через десять он со вздохом от кладывал книжку — в ней был отряд батьки Михая и лесные партизан ские подвиги — и маялся в ожидании ночи. Иногда он напивался, чтобы проскочить эту мрачную вечернюю маету, и тогда ему было лучше, а нам хуже, чем обычно. Мне представлялось: мы вслепую ползаем на чет вереньках под низкими темными сводами, и из подземелья этого никому нет выхода, кроме меня. Мне нужно только потерпеть и подождать: я вырасту, и для меня наступит настоящая жизнь. Мне совестно было перед пропащими родителями безраздельно пользоваться своим будущим и бессмертной жизнью, и я все норовила уйти из дому и переночевать у тети Веры. Там потрясенная Надя пере писывала в общую тетрадь стихи. Их она мне не показывала, зато да вала смотреть альбом с артистами. В нем была одна открытка из «Колдуньи»: летящая по чащобе босая Марина Влади со скорбным лицом.• Весной родители затеяли строить свой дом. — Может, все-таки не будем, а? Может, нам дадут другую квартиру, потеплее? Или в крайнем случае печку здесь перекласть, — говорил отец,— а то возни столько. — Знаю я, куда ты клонишь,— решительно возражала мать.—Ты к Волошиной своей удрапаешь, а мы оставайся в этой саманухе, да? — Нужна мне сто лет твоя Волошина,—отвечал отец мелконьким, семенящим голосом.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2