Сибирские огни, 1981, № 3

Лев Штуден ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА В ФОРМЕ СТАРИННОЙ СЮИТЫ Лллеманда Есть лица и фигуры, которые вписываются в память обязательно одинокими, в панораме осени. Какое-нибудь деревце,— в кадре сбоку, решетка ограды, рыжий, асфальт. Солнце: сухое на листьях, по золоту золотом, его рассеянный и будто никнущий к ногам свет, должно быть, из-за пыли, осыпающейся вместе с листьями; и запах дыма, и та самая одинокая фигура, чуть-чуть старомодная, как, в сущности, старомодна любая осень. Вот так же точно, вплетая себя в дорийский минор голых ветвей, во­ шла в осеннюю память города Любушка Ракитина. Она не часто бывала на людях. Ее называли (за глаза) «какой-то не такой», странной. Посмевшие быть странными обрекают себя на не­ любовь. Любушка всю жизнь была одна, если не считать преданной сестры по возрасту ей годившейся в матери и заменившей ей мать. Говорили’ что когда-то Ракитины принадлежали к клану так называемого «просве­ щенного купечества», меценатствовали, обожали искусство. Но счастье не сопутствовало им: большинство Ракитиных страдало от каких-то на­ следственных болезней, не названных еще врачами. Они все были щедро многодетными, возделывая ниву,' на которой прилежно трудилась смерть. Так в конце концов сестры вдвоем остались вековать сирым обглодышем большой некогда семьи, да уж и то, Любушка тянула, что называется, на честном слове. Еще и специальность себе взяла в учили­ ще очень непростую —теорию музыки. От этой теории, думала сестра и здоровые гуртом чахнут. А уж Любушка, закопавшись в книгах, чуть нс каждую сессию брала один академотпуск за другим. В малолетстве, в школе ее сильно дразнили-и колотили даже: слиш­ ком была доверчива. Но мало-помалу она приучила себя к одиночеству. Она и в училище не утратила этой своей отчужденности, должно бытьі так ей было проще. И когда случалось кому-нибудь позвать или оклик­ нуть ее — слишком болезненно, видно, пррисходило в ней это вынужден­ ное переключение к внешнему: черты лица искажались не то недоумени­ ем, не то испугом, взгляд был настороже, и в то же время в нем виде­ лась кромешная, глубокая отрешенность, от которой ей уже трудно было вполне избавить себя.