Сибирские огни, 1981, № 3

РАССКАЗЫ 47 — Холодно! — просилась я в вагон. А он все жда#, как будто кто-то его догонит и остановит, но никто не появлялся из темноты, поезд лязгал и сдвигался с места, и мы за ­ прыгивали в вагон ехать дальше в Полянино, к маминой сестре тете Вере. У отца ноги, руки — в жилах. Я думала — это нервы. Весь в жилах и нервах. Он меня любил. Все кругом любили, я привыкла и думала: вот та­ кой уж я подарок всем. Я не знала еще, что любят всех детей за их глу­ пую радость жить. Думала — я особенная, и самая главная, и все пред­ назначено мне. Я выбирала и отвергала. И отвергнуто было много всего. Когда мы приехали в Полянино, навстречу нам бежала моя старшая двоюродная сестра Надя. Она была некрасивая: четырехугольное лицо и грубые черные глаза. Я отвернулась Она схватила меня в охапку и радовалась, не стыдясь своих угловатых косящих глаз. Мне бы ее полю­ бить. Но я, как яд на острие стрелы, рассчитана была только на одного человека — и эту стрелу уже пустили. У меня в Полянино появилась подружка Люба, круглая девочка, битком набитая плотью,— я и $е не полюбила. Она не могла понять, че­ го я хочу, когда мы играли в тети-Верином черемуховом садике. А я хо­ тела вот чего: на картинке в «Крокодиле» был нарисован заяц-ревизор, он сидел под березой за письменным столом, его шляпа висела на ветке, на столе пресс-папье, возле стола росли грибы. Вот так бы жить без кры­ ши и без стен, посреди черемухи, вешать пальто на сучок — по правде. Люба не умела хотеть того же, чего я; она только моргала глазами и преданно смотрела на меня, потому что я приезжая с неслыханным именем — Ева. Я не созналась ей, что это всего-навсего Евдокия. Приходили к Наде подруги, прогоняли нас с Любой из садика, а са­ ми гам шептались, с привизгом хохотали и оттягивали на груди коф­ точки, чтобы было попышнее. В Полянино жили хохлы, и они пели свои песни Мы, оказалось, то­ же были хохлы. У тети Веры собралась гулянка; я лежала на печи, под­ перев щеки кулаками, и слушала. На приступке валялась черная, ист­ левшая по краям старинная книга. Я ее открыла — там было все в твер­ дых знаках и с неизвестными буквами. Я прочитала одну строчку «Тебя от ранней зари ищу я», потом встретилось «Богъ», и книжку я отвергла. А хохлы пели незнакомую песню с совершенным печальным изгибом мелодии, голоса растекались на протоки и снова соединялись в одно русло. По-за лугом зэ- лэнэньким, по-за лугом зэлэнэньким брала вдова лен дрибнэнький. Вона брала, вы­ бирала, вона брала, выбирала, тонкий голос подавала... Тетя Вера перестала сновать от печи к столу, сняла фартук, присе­ ла к гостям и вела первым голосом. Я слушала — и мне хотелось пла­ кать, как будто я все ближе, все ближе,—и вот уже почти вспомнила', почти догадалась о жизни — откуда мы все, почему в сумерках времени я затеряна вместе с этими людьми и пропаду, почему они поют и почему я живу как будто несколько жизней, которые не смешиваются между