Сибирские огни, 1981, № 3

28 ЛЕВ ШТУДЕН гих пел за столом и чаще других произносил тосты. Он танцевал, выде­ лывая сумасшедшие «па», стоя чуть не на голове и крутя, как мельница, руками в воздухе. Замотанный, усталый человек. Он наверняка мечтал об этом единственном вечере. Ждал его, как хорошей встряски, да вот, сделал оплошность. Нельзя вкладывать страсть — в ожидание. Это крадет радость у будущего. Встряски не по­ лучилось. Он попытался восполнить выпивкой недостаток радости. И то­ же малоудачно: хмель не шел в голову. Тогда-то (должно быть, с отчаяния), он принялся куролесить, пред­ ставляя в танце алчное чудовише. Он наступал на партнершу, растопы­ рив руки и выпучив глаза. Скольжение. Взмах. Рывок. Он стал изображать этакого активиста-бармалея, готового поймать, сграбастать, согнуть в дугу й связать в узел. Рывок. Промах. Еще!.. Девчонки с визгом разлетались от него. Вскоре он вообще потерял цонятие —с кем танцует. Гонялся без .разбору за всеми. Кто-то из «жертв», обиженно уйдя из круга в угол, проговорил отчетливо: — Ну, знаете. Это не танцы уже, а танк в зоопарке. Веселье грозило скомкаться, тем более, что был уже четвертый час ночи и многих охватила усталость. Он всех распугал, наконец. Он танцевал один. Это был бешеный и очень грустный танец. Человек хотел уйти от рассудка, отвязаться, сбежать. Не мог. В этом и была мука. Он видел-лица стоящих, различал их речь и с печалью думал, что они все равно не о волшебном и хмельном говорят, а о постороннем чем- то, о пустяках, и что на него уже мало кто обращает внимание, и гаснет камин (куда делся этот парень, что возился с дровами), и что завтра надо вымучивать отчет о работе и пропади всё пропадом. Рывок. Рывок. Чуть не свихнул руку. Черт с ним. Тем же трезвым, несмотря на телесное буйство, взглядом он заметил в самом дальнем углу девушку с челкошзанавеской и ямочкой около губ. Она весь вечер танцевала со своим круглолицым, но теперь была свободна. (Ага!! Вот оно где аукнулось: десятки уроков, когда чуть пла­ кать не пришлось от ее неподатливости И сразу же — талантливая игра, стоит ей только насладиться его полным отчаянием. Потом, недели две,—,ищи ее свищи; бродит где-то... А это ее, как бы по забывчивости, обращение к нему по имени, без отчества? Дерзость обнаженного взора? Или вот, нежное, мимоходом будто, касание к локтю?..) — Ох, ну теперь я тебе покажу. Он двинулся к ней. Сначала никто не обратил внимания, что в холле вместо одного ста­ ло двое танцующих. Тем более, что их усердный педагог откалывал под шейк то же самое, то еёть черт знает что. Но он уже не мог вести себя так, как если бы танцевал один. Что-то переменилось. Он с прежней и даже с удвоенной яростью го­ нялся за партнершей. Точно так же махал во все стороны .руками. Но при всем этом стал почему-то тяжел, негибок. Он как-то потерялся, обнаружив, при наступательной энергии, бестолковость и даже беспо­ мощность. Никто не мог понять — почему. Смотрели. И больше не на него, на Марину.