Сибирские огни, 1981, № 3
22 ЛЕВ ШТУДЕН чал гудок, чистый и далью выбеленный,—такой, какие парили над паро возными путями много лет назад. Свежесть от этого посветлевшего воз духа тихо, но глубоко успокаивала, будто бы само осветление и звуки, доходящие издалека, сообщали воздуху новый смысл перспективы и вечности,— смысл, коренящийся где-то очень высоко, в мудром установ лении каждого Дня жизни. — А в общем-то, жаль их. — Я прослушала, Мария Викторовна. Кого жаль? -— Да этих, предающих. Они же умирают не только для нас, но и для себя. Им хуже, чем нам. — Даже когда им весело? — Какое веселье. Для них закрыто чудо жизни. — Да почему вам их-то жаль?! Почему не себя?! Подъем круто забирал вверх. Мария Викторовна немного прихра мывала — сказывалась застарелая, с войны, травма. Правда, сейчас, ко нечно, она виду не подавала, что идти ей тяжело. Они- выбрались на пригорок. Отсюда был виден уже берег реки и светлая холодная гладь, и про тивоположный,—темный, с лесочком, весь в клочьях дыма от невиди мых за мысом костров —обрыв, на котором стоял, хмуро растопырив шись, кедр, одинокий, как Бетховен. На всю ширину он был озвучен вет ром. А слышнее, прекрасней всего звучала темная осенняя музыка уставшей земли. Она поднималась к крышам, к отдалившемуся небу, где по пути наверх обретала торжественность и силу. Торжественный ход небес ощущался здесь четче, потому что река лежала далеко внизу. Голоса и стук доносились оттуда. Суетились кус тарники на ветру, мокрые трубы пароходов были подслеповаты, буднич ны и добры. — Да, вот это путь! — выдохнула Мария Викторовна.— Танечка, вы гений. Это надо ж так: брести в грязи по щиколотку, о мусор споты каясь, а потом — к воздуху, к солнцу, к деревьям! Ну, у вас фантазия лучше моей работает! Я бы и не додумалась —так. И что, далеко ещё до вашего дома? Нет, было недалеко. Совсем рядом стоял железнодорожный вокзал, где, скорчившись на скамье среди ожидающей публики, Таня провела уже две ночи подряд. Другого дома у нее серчас не было, потому что училище не имело своего общежития, а частную квартиру добыть труд но, да и страшно теперь искать. Но не говорить же всё это человеку, пе ред которым и без того неловко за этот «путь к дому», измучивший их обеих. Таня опустила голову. Она остановилась. Мария Викторовна оста новилась тоже, ожидая невольно каких-то важных Таниных слов. Но по- прежнему ничего она не хотела узнавать у Тани, ни о чем не хотела до пытываться. Впрочем, она чувствовала: Таня боится и ждет именно это го, и теперь ей уже невмоготу ждать. — Мария Викторовна, скажите мне... Я вас прошу. Пожалуйста, скажите. ПОЧЕМУ вы со мной пошли. — Я за вас испугалась. Вы перестали быть красивой. — Что... — Ну, как это сказать. Вы даже не подозреваете, как я была рада вам, не зная вас, когда вы здоровались со мной. И радовалась я вашей красоте, даю честное слово. Вы улыбались всем, талантище любви. В каком-то смысле вы мне открыли секрет красоты, не удивляйтесь. А потом всё пропало... Просто несчастье. — Да ведь несчастья-то моего вы даже не знаете. — Нет, не говорите мне этого. То, что меня испугало в вас—это и есть несчастье.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2