Сибирские огни, 1981, № 3
ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА В ФОРМЕ СТАРИННОЙ СЮИТЫ і- 21 Таня старалась молчать или отвечать односложно, но иногда не вы держивала: — Ну, зачем вы говорите, что дождь освежает? Почему не сказать просто, что он противный и холодный? Немного позже она вымолвила: * — Вы бы хоть поучили меня чему-нибудь. Вы же всех чему-то учи те. Например, как дружить с Иудой... — Не .знаю. Я сомневаюсь, могу ли вас здесь чему-то научить. В пятьдесят лет мы так же беспомощны перед предательством, как в семнадцать. Да и вы меня вряд ли поймете, потому что я, извините за наивность, л ю б л ю людей. — Даже тех, кто с вас сдирает кожу? — Ну, разве можно испытывать боль от тех, кого не любишь. — Так зачем любить? -— А зачем дышать? После таких вспышек Таня замолкала; она не знала, что отвечать, и Мария Викторовна не требовала ответа. Что-то неотвратимо-властное заставляло думать вблизи этой женщины, чего-то вдруг искать (хотя уже два дня, как, кажется, в с ё б ы л о я с но ) ,—и до чего же неудоб-' но, невмоготу это было сейчас. Все, все живое замечала на их кривом, унылом пути ее спутница: траву, еще не вытоптанную людьми и не ску- коженную холодом, воробьев, ворон, собак, детей, коз и петухов. А может, вправду, если молва не ошибается,—она просто большой ребенок. • Чему, в самом деле, радуется человек? Таня поневоле смотрела туда и видела то, что видела Мария Викто ровна, а делать это ей было нелегко, потому что уже вторые сутки она боялась смотреть по сторонам: казалось ей, что шумный и вздыбленный в темь, с визжащей мутною воронкой неба мир так беспощадно велик, что не оставляет надежд на крохотную реальность «я», что лишь мер зость хронического озноба взамен чувства жизни осталась, да голосит, как в оборвавшемся лифте, надсаженная страхом душа. Под рваным одеялом неба было нестерпимо холодно. Мир был жесток, то есть примитивен, а значит, понятен, но это, по крайней мере, давало опору сознанию. Теперь ее непрошенно пытались разуверить и в этой, дорого доставшейся, понятности. Как же было не бороться с этим, как не сопротивляться той, что вышибала из-под ног вот эту последнюю твердыню: иллюзию знания жизни? — Тогда все равно объясните мне, зачем это нужно. Зачем любить этих...— сказала Таня требовательно. По свойству всех страстных лю дей, энергия в ней, даже подавленная, продолжала где-то глубоко кло котать. Она услышала: — А я сама многого не понимаю, Только чувствую, что стану сама прахом, если возненавижу людей. Чувствую, а понять не дано. Что ж делать. , — Вот, да... Я еще ни разу не видела педагога, который сомневался бы в чем-нибудь. Мария Викторовна опять стала дышать через ноздри по системе аутотренинга. Она, видимо, ослабла. Таня стала уже жалеть, что повела ее черт-те куда по дождю и гря зи. Это было чистое идиотство. Кроме того, руку сильно оттягивал порт фель с нотами, который она не могла взять другой рукой,— рука болела после того, как муж хозяйки при попытке взять ее силой, чуть не сломал ей эту руку. А дождь в самом деле стал приветливым и свежим. Он почему-то больше не раздражал: обмывал, облегчал даже. Ветер стал осторож ней—почти до желания обласкать. И просторнее стало. Где-то прозву-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2