Сибирские огни, 1981, № 3

184 АНАТОЛИЙ КОБЕНКОВ они подобраны и расставлены предельно разумно, скорее по законам прозы, неже­ ли поэзии. Вот в стихотворении «Зимний приезд» он рассказывает о том, как при­ ехал в деревню Бирюльку к добрейшему Казимирычу, подробно описывает, как «по извилистому переулку к двухэтажному до­ му» идет, как обнимаются они с Казимиры- чем, затем описывает застольную беседу — «о погоде, о русском народе и о ценах на соболей»... Я пересказываю стихотворение и вижу, как много теряет оно — исчезает главное — неповторимая интонация. А ин­ тонацию сюжетных стихотворений В. Козло­ ва я бы назвал согревающей: рассказывая, он доверяет мне, верит в то, что мне это интересно, и от этого доверия, этой нето­ ропливости рассказа мне становится тепло. Рядом с «Зимним приездом» я бы поста- , вил такие стихотворения, как «Старуха», «Из братовой шинели», «Мне б по возрасту в школу ходить...», «В свалке металлическо­ го лома...» Эти стихи-рассказы больше дер­ жатся на интонации, чем на сюжете. Имен­ но поэтому, будучи по сути своей «быто­ виком», В. Козлов никем и ни разу не был осуждаем за недостаточную поэтичность — ему вполне хватает голосового тембра, что­ бы заставить нас слушать себя, и потому он редко прибегает к яркой краске, не­ ожиданной метафоре. Мне нравится то, что В. Козлов не позволяет себе говорить кра­ сиво— его речь предельно чиста, строфа строга; он помнит: поэзия — это работа. Детали он не придумывает, а отбирает, все его стихи от наблюдательности, от зоркого глаза. Стою к окну вполоборота, Чуть раздражен исходом дня; Смотрю в окно и вижу: кто-то Оттуда смотрит на меня. Снежинок пестрое круженье, Возникшее в тени лица. Слегка туманит отраженье. Не заслоняя до конца. Закрыл глаза — оно исчезло. Сгорело, выцвело, ушло. Глаза открыл — оно воскресло И вновь мерцает сквозь стекло... Этот набросок, наверное, напомнит каж­ дому свое. У многих ведь так было: ночь, снежинки, окно — и во всем этом твое ли­ цо, твое одиночество. В. Козлов убеждает нас, что мир прекра­ сен явлениями малыми, но вечными, не­ преходящими— тем, что «в яростном блес­ ке молодая береза», тем, что «возле сва­ ленной осины комар, попавший в переплет, на грампластинке паутины прощальным дискантом поет», а «жаворонка высота при­ тягивает, как магнит». В одном из программных своих стихо­ творений В. Козлов признается: Ничего мне от жизни не надо. Ничего, кроме жизни самой. Кроме солнечных дней листопада. Кроме ливней над спящей землей. Кроме дымки над речкой предзимней. Кроме солнечной дали сквозной, Кроме вечной звезды над Россией. И невечной звезды надо мной. Бесхитростной прямоте и естественности этих строк можно позавидовать, но я не удержусь и спрошу: а как же быть с тай­ ной? Ведь нужна же она поэту — пусть ма­ ленькая, наивная, но — нужна. Возможно, здесь Василий Козлов со мной не согла­ сится — ведь он в поиске жизненной сути, общей правды для всех... Нужно ли делать заключение? і На мой взгляд, оно ни к чему: книги, которые явились поводом для моих заме­ ток, ожидают не заключения, а продолже­ ния — они, действительно, могут быть в главном своем продолжены или неожидан­ но перечеркнуты новыми открытиями их авторов. ♦