Сибирские огни, 1981, № 3
178 СЕРГЕЙ ПЛЕХАНОВ гражданина, остро чувствующего потребно сти времени, ощущающего свое кровное единство с народом. Татьяна Денисова и ее муж принадлежат к числу тех, для кого по иск почвы, осознание своей причастности ко всему, что происходит на родной земле, делается насущной потребностью. Но они — исключения на общем фоне романа, да к тому же искания их представлены как на щупывание очевидных истин вслепую. Как- то не вяжется это с заявкой на высоколо- бость, высказанной с первых же страниц книги. Г. Башкирова зерно ощутила недостатки массовой интеллигенции, точно обозначила перелом в ее настроениях, совершившийся в течение последнего десятилетия. Но мир, воссозданный в романе, так сказать, теат рализован: «по законам сцены» отсечены оттенки, многовариантность. В итоге — о сложном, нелегком процессе гражданского становления интеллигенции говорится вскользь, походя. Совсем иной, сугубо деловой коллектив выведен на страницах повести Феликса Су- зина «Единственная высота». Повесть по священа трудам и дням (причем трудам в гораздо большей степени) ученых-медиков, создающих новый научно-исследователь ский институт в сибирском городе. Руково дитель коллектива Борис Дагиров — чело век, всецело преданный делу; он приносит ему в жертву семейный быт, любимые ча стные интересы. Да и большинство его со трудников такие же энтузиасты, готовые многим поступиться ради работы. Автор представляет читателю нескольких врачей из окружения Дагирова, и все они обрисо ваны выразительно, сразу узнаешь типы, не раз встреченные в жизни. Вот Матвей Ана тольевич, который «родился в трижды про фессорской семье» и по проторенной до роге устремился вслед за дедом и отцом в медицину. Но, в отличие от них, он ока зался не творцом, а скорее регистратором от науки, которому постоянно не хватает какого-то «чуть-чуть». И все-таки Матвей Анатольевич упрямо работает, работает, словно стремясь доказать себе и другим собственное «соответствие» предкам. И по тому в ортопедическом институте он на месте — от его деятельности есть прок. Словом, хотя у этого героя повести и име ется претензия к самому себе, ее нет у окружающих. Ведь для них важны не по будительные причины активности Матвея Анатольевича, а ее содержание и резуль таты. Иные из коллег Дагирова, столь же преданные идеям своего руководителя, не менее примечательны в своем роде. Ди ректор института окружен, таким образом, по большей части единомышленниками- творцами, а не просто исполнителями его предначертаний. А вот на семейном «уровне» такого по нимания Дагиров не находит —супруга его, женщина «из простых», отказывается ехать вместе с мужем в город. Ей хорошо и уют но в родной глубинке, густо заселенной многочисленными родичами. Жалуется Лю ба: «Тело ты, конечно, лечишь, спасаешь,— тут я ничего не скажу. А душа? ...Я не про твоих увечных, а про тех, кто рядом с то бой стоит. Ведь твоей сумасшедшей требо вательности, занудливой въедливости никто не выдерживает. Нельзя всех ломать под один образец...» В результате — разрыв. И не очень-то Дагиров страдал, поскольку «он никогда не задумывался над тем, су ществует ли любовь, нужна ли она,— это чувство не поддавалось осмыслению и объ ективной оценке». Вот так. Значит — просто инженер чело веческих ног и рук? Чем же тогда увлекал за собой Дагиров целый коллектив л и ч н о с т е й ? Одной жаждой деятельности и верой в успех своего аппарата? Этого было бы, может, и достаточно, если бы речь шла о руководителе кружка детского тех нического творчества, но маловато для уче ного, организатора науки. Этот метод изображения (который мож но назвать функциональным: герой как ис полнитель запрограммированной роли) рас пространяется и на других персонажей по вести. Зам. Дагирова по науке профессор Тимонин — все мертвящий педант. С пер вого появления на страницах повести он ф у н к ц и о н и р у е т как антипод энтузи астов. До предела мелочен, двоедушен, сер как ученый. На что он ни взглянет, все вя нет. Какой-то административный Вий. На гнетание отрицательных качеств не дает, однако, значительного художественного ре зультата— мрачный зам. воспринимается скорее как карикатура. Это предел разви тия идеи псевдо-интеллигента. Замечу, кстати, что при первом появлении этого типа в литературе он мог быть в известной степени и схематичен: новизна образа от части искупала такую односторонность. Вспомним хотя бы «Кандидата наук» Трое- польского — в момент писания повести тип гешефтмахера от науки был достаточно «свеж» и потому интересен читателю. Но на и з л е т е темы такой образ требует большей глубины осмысления. Ведь на са мом-то деле ничто человеческое не чуждо, как правило, и рвачу, и карьеристу, и чи нуше. Непонятен был бы накал нравствен ного противостояния между «истинными» и «мнимыми», если бы, с одной стороны, мы видели светлые лики новаторов, а с другой — таких вот «служащих»: «Тимонин точил карандаш. Делал он это старательно, плавно поворачивая под лезвием безопас ной бритвы граненый стерженек... В пласт массовом стаканчике покоилось уже около десятка похожих друг на друга, как близ нецы, остро Отточенных карандашей, но Тимонин продолжал методично орудовать лезвием». Ну чем не гоголевский «елист- ратишка»! Только что кляксы с бумаги не слизывает. Одноплановость главных персонажей по вести Ф. Сузина вступает в противоречие с декларируемыми ими взглядами, их пони манием смысла жизни, ощущением пре емственности поколений. Дагиров говорит: «Есть время сеять и время собирать пло ды... И не надо огорчаться, если посеянное нами пожнут после нас...» Но в контексте
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2