Сибирские огни, 1981, № 3
ШТРИХИ к ПОРТРЕТУ СОВРЕМЕННОГО ИНТЕЛЛИГЕНТА 175 взгляд охотника: этот грузовик везет «то вар» для стройки, с этого автомобилиста можно стребовать плату за стоянку. В итоге аспирант делается завзятым вымогателем. Его целью мало-помалу становится уже не защита диссертации, не обогащение науки каким-то собственным вкладом, а выгод ное «земное» самоустроение. И это при всем при том, что «в способностях его — даже таланте — не сомневались ни препо даватели, ни однокурсники». Выходит, не напрямую связаны понятия одаренности и преданности своему делу, и неглупый «все понимающий» человек способен оказаться в одной компании с рвачами. Стоит посту питься нравственными принципами, и про цесс разрушения личности может приоб рести характер цепной реакции. И тогда в один прекрасный день человек обнару жит: «...ценные идеи стали являться гораз до реже... Зато появляются то и дело кон структивные идеи — купить машину шпун та за четвертной и настелить из этого шпунта два пола по полтиннику...» Повесть М. Чулаки написана в гротескной манере, в ней просматривается несколько умозри тельная конструкция. «Сползание» Вадима в болото делячества происходит, по сути дела, без заметной внутренней борьбы. А тот положительный идеал, который про тивопоставлен гаражно - кооперативной суете аспиранта — существование некоего дон-кихота в башне, вознесенной над гре ховным человечеством — отдает книж ностью. И вообще многие важные момен ты в жизни героев прорисованы невнятно. К примеру, идеалистка Лиса (так Вадим зо вет свою возлюбленную) презирает мятые бумажки, ради которых «горбится» в гара же аспирант, ей мила «честная бедность». Однако неведомо, как Лисе удается и не винность соблюсти и капитал приобрести: она всегда одета по последней моде, хотя, как знает каждый, стоит это недешево. Не желание автора объясниться с читателем по некоторым важным вопросам приводит к схематизму в распределении светлых и темных тонов: по одну сторону сгруди лись «черненькие», по другую (в основ ном, в районе донкихотовской башни) — «беленькие»... Этот недостаток писатель преодолел в романе «Тенор», следующем своем произ ведении, также посвященном современной интеллигенции. Оперные певцы, компози тор, дирижер, музыкальный педагог — це лый сонм по-своему интересных типов. Восходящая звезда ленинградской сцены тенор Борис Селицкий, недавний участник художественной самодеятельности,— чело век, как бы играющий «в Шаляпина». Экст равагантные похождения, барские замаш ки (в ресторан — с собакой, а на протесты администрации надменное «Я — Селиц кий! Мне можно» и сторублевая купюра сверх того) — это подчеркнуто-богемное поведение характеризует певца скорей как выскочку. Внешний блеск не может заме нить душевную глубину, деликатность, и добрый, в сущности мягкий, Борис часто оказывается капризным и эгоистичным. Полная противоположность ему — компо зитор Касьянов. Это человек, отгородив шийся от жизни, он застенчив, не ищет шумного успеха, лишь в музыке обретает полноту бытия. Собственно говоря, перед читателем хрестоматийный образчик ин- теллигента-отшельника, хорошо знакомого нам по произведениям литературы прош лого. Однако в наше время он восприни мается как нечто архаичное. Если Селиц кий — живой, то Касьянов — образ-мета фора, причем основательно приевшаяся. По характеру отбора и построения мате риала «Тенор» принадлежит к «технологи ческим» романам, освещающим замкну тую профессиональную среду — будь то обслуживающий персонал отеля или цир ковая труппа. Такие произведения имеют успех у публики, ибо погружение в дета ли незнакомого быта уже само по себе привлекательно. Но это обстоятельство мо жет сослужить не совсем хорошую службу прозаику: пойдя на живописание сочных частностей, легко утерять главное — объ емность характеров героев, их жизнен ность. М. Чулаки в основном избежал это го — на страницах его романа не встре тишь блеклых статистов-яподсобников», нужных для «вытягивания» тех или иных сюжетных линий. Возражения вызывают лишь отдельные моменты в обрисовке пер сонажей. Вообще, М. Чулаки больше удаются об разы «новых людей» — всяких парвеню вроде Селицкого или порабощенного Маммоной аспиранта. Это говорит о соци альной зоркости писателя, о его умении распознавать и достоверно воплощать на метившиеся тенденции в жизни общества. В этом и состоит причастность к «правде узнавания». Но, если стремиться к полной точности в оценках, придется отмерить все те гомеопатические дозы «опоздавшей правды» — в образах, типах, замеченных уже прозой прошлых десятилетий и пре вратившихся, со временем, в литератур ные реликты. Так что, говоря о «правде узнавания», как наиболее характерной черте какого-то произведения, я разумею основное его содержание, степень новиз ны главных идей и образов. Повесть Зои Богуславской «Защита» рассказывает о нескольких днях из жизни известного адвоката Родиона Сбруева, ко торый ведет два запутанных процесса одновременно. Благодаря усилиям защит ника удается повернуть их ход в новое русло и добиться установления истины — в результате невиновный будет оправдан, ви новные понесут заслуженное наказание, В деятельности Сбруева такие понятия, как справедливость, отзывчивость, прав да,— не отвлеченные идеи. Они каждо дневно материализуются, обретают ре альную власть над поступками людей, оп ределяют их судьбы. Формулируя свою позицию перед одним из судебных заседа ний, Родион запишет: «Каждое зло, каждая несправедливость в отношении о т д е л ь н о г о человека нарушает п р а в и л ь н у ю с в я з ь между человеком и обществом,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2