Сибирские огни, 1981, № 3

п о с л е д н и й п а р и ж с к и й к о м м у н а р 1£9 тинице, было прохладно. В номере Лежена пришлось установить электрическую печку и занавесить окно одеялом. Лежен часто говорил, что в Сибири холодно, даже очень холодно, но сердца сибиряков со­ гревают его...» В конце ноября сорок первого года Но­ восибирский обком МОПР поручил пред­ седателю Заельцовского райкома МОПР Ефросинье Корнеевне Мамро организо­ вать встречу с Леженом. «Я приходила к нему дважды,— вспоми­ нает Е. К. Мамро,— встреча состоялась не сразу. В первый раз вышла ко мне пере­ водчица и сказала, что Лежен чувствует себя неважно, принять не сможет. Но спус­ тя несколько дней ему стало лучше, и он принял нас. Просторная комната, из нее вход в дру­ гую. В углу пальма. В глубоком кресле си­ дит высокий старик: реденький белый пу­ шок на голове, широкоскулое лицо в скле­ ротическом румянце, мешки под глазами, но глаза живые, светлые, ласковые. Топор­ щится седая щеточка усов. Лицо тщательно выбрито. Лежен приветствует нас полупок­ лоном... Он хочет встать с кресла, но пере­ водчица удерживает его, говорит ему что- то, потом обращается к нам: дамы должны сесть. Лежен не может разговаривать сидя, когда женщины стоят. Нас четверо, все мы председатели рай­ комов. МОПР — Заельцовского, Централь, ного, Октябрьского, Железнодорожного. Лежен интересуется мопровской работой, спрашивает, как мы помогаем раненым красноармейцам, какую работу ведем в госпиталях, на предприятиях и среди моло­ дежи. Голос у него глухой, низкий. Он говорит, что Сибирь огромна, а территория Совет­ ского Союза еще огромней, никакому Гит­ леру такую страну и такой народ не побе­ дить. Он восхищен подвигами сибиряков, о которых знает из газет, и сожалеет толь­ ко об одном, что слишком стар и не мо­ жет с винтовкой в руках защищать свою вторую родину — Советский Союз. Он гор­ дится званием мопровца и, прикладывая руку к груди, от всего сердца благодарит за помощь и заботу о ветеранах револю­ ции. Беседа продолжалась не более часа, но Лежен утомился, и мы поспешили прос­ титься. Уходили счастливые, гордые: мы говорили с парижским коммунаром!.. На­ деялись встретиться еще и никак не дума­ ли, что ему оставалось жить всего не­ сколько недель». ) * * * Листок с помятым уголком, вырванный из ученической тетради, одна страничка, несколько фраз, написанных неровным старческим почерком,— вот все, что заслу­ живало внимания в тоненькой папке газет­ ных заметок о Лежене, которую мне по­ казали в областном краеведческом музее. Заметки поверхностные, устаревшие. Но листок... Он попал сюда не случайно. «Хоменко Евдокия Львовна — лаборант­ ка поликлиники, в день смерти Лежена де­ журила у него...» Бегу в поликлинику, спрашиваю, работа­ ет ли лаборантка Хоменко. Говорят, рабо­ тала такая, но года два назад вышла на пенсию, адрес неизвестен. В адресном бюро мне выдают справку: «Хоменко Евдокия Леонтьевна проживает по улице Зорге...» Она ли это? Отчество не совпадает... Еду. И не напрасно!.. Евдокия Леонтьевна Хоменко — единст­ венный живой свидетель смерти Лежена — рассказывает: «Он лежал совершенно неподвижно, не в силах шевельнуться, и говорил тихо и медленно, голос его был едва слышен. По­ нимал его только один человек — пере­ водчица. Не помню, чтобы с нами в тот день была санитарка. Вероятно, она была, но мне запомнилась переводчица. Тогда я не знала, что это болгарская революцио­ нерка Адела Николова. Мое дежурство у постели больного Ле­ жена в гостинице Советов началось 9 ян­ варя в 8 часов утра. Я выполняла назна­ чения врачей: давала лекарства, делала уколы для поддержания сердечной дея­ тельности, прикладывала грелку к ногам, вытирала влажным полотенцем лицо, гу­ бы... Скорее по движению губ, чем по голосу, Адела догадывалась, что он просит пить. Силы его покидали. В полдень он впал в дремотное, полу- сознательное состояние и больше не гово­ рил... Иногда Лежен тихо стонал, и тогда Аде­ ла склонялась над ним в надежде усльн шать хотя бы слово. Он буквально угасал на наших глазах,' Врачи боролись за жизнь Лежена, дела­ лось все, что было в наших силах, но, не­ смотря на старания врачей и обслужива­ ющего персонала, смерть неотвратимо на­ двигалась. В двенадцать ночи Лежен скончался. Признаюсь вам, и за двадцать восемь лет медицинской практики я не привыкла к человеческой смерти... В ночь, когда умер Лежен, мне было тяжело вдвойне: я знала, что умер последний из парижских коммунаров...» Сибирские письма Адриена Лежена «Я был участником боев Парижской Ком­ муны. Я прожил почти целый век и видел многое. Крепко и непоколебимо верю я в силы революции. Через моря и горы, че­ рез пограничные столбы и проволочные заграждения, заглушая шум сражений им­ периалистической войны, раздается мощ­ ный клич социальной революции: «Я была, я есть, я буду!» А д р и е н Ле же н . » Передо мною фотокопии писем Лежена. Среди них послание «Раненым красноар-