Сибирские огни, 1981, № 3

п о с л е д н и й п а р и ж с к и й к о м м у н а р 163 женщину французского подданства без благословения французских властей. Подробно о жизни Аделы Николовой написала мне ее подруга, болгарская рево­ люционерка Светла Павлова. Привожу не­ которые страницы ее письма. «Я знаю Аделу Николову с 1925 года, со времени покушения в Софийском кафед­ ральном соборе. Я была в тюремной каме­ ре Общественной Безопасности, когда од­ нажды утром дверь камеры отворили и к нам вошла уже не молодая, но красивая, статная и очень аккуратно одетая женщи­ на. Она ни с кем не вступила в разговор, не сняла даже пальто и шапки, как будто надеялась, что скоро ее вызовут и освобо­ дят. Несмотря на то, что в камере было человек 15—16 женщин, ее никто не знал, и мы невольно подумали, что это подстав- ное лицо. Однако спустя некоторое время дверь снова отворилась и вызвали: «Адела Николова». Она сразу поднялась и пошла, торопливо, как будто ее вызвали для осво­ бождения. Нам стало ясно, кто такая но­ венькая и что в действительности она не так скоро выйдет на волю. Некоторые то­ варищи, а среди них и довольно ответст­ венные, такие, как Стела Благоева, Луиза Пашова, Райна Кандева, Коджейкова и дру­ гие,— знали ее фамилию и работу, кото­ рую она выполняла. Тогда у нас к ней по­ явилось иное, теплое отношение. И когда она вернулась с допроса, мы встретили ее как своего человека. Потянулись десять дней, в течение которых ее вызывали на допрос по 5—6 раз в день, но это не из­ менило ее поведения и внешности. Она уходила на допросы всегда собранной, подтянутой, аккуратно причесанной, мы не слышали от нее ни слова о ее деле, ни стонов, ни вздохов, ни жалоб, ни отчаяния. Женщина с характером. Вокруг все кипе­ ло от побоев, жестокости, смерти, а она держалась так, как будто совсем случайно была замешана в этой конспирации. Однажды, вызванная на допрос, она уже не вернулась к нам, ее перевели в Цент­ ральную тюрьму. Приговоренная к смер­ ти, заключенная в одиночную камеру, она не пала духом; она разволновалась только тогда, когда ей предложили подписать про­ шение царю о помиловании. Без колеба­ ний отклонила она это предложение, хотя, как французская подданная, по ходатайст- ву французского посольства могла бы и получить помилование. После того, как был повешен Иван Перчемлиев, непосредствен­ ный соподсудимый Николовой, ее оставля­ ют в тюрьме навечно и перебрасывают в общую камеру. Адела принимала участие в политической жизни камеры и вместе со всеми герои­ чески переносила карательные меры тю­ ремного начальства: месяцами сидела только на сухой пище, без связи с внеш­ ним миром, без права переписки, без пра­ ва получения передач, без книг. Впрочем, она и без того не имела никакой связи с внешним миром. Был у нее сын, его аре­ стовали вместе с нею, но скоро освободи­ ли, и он уехал во Францию. Она не рас­ сказывала о нем, затаив в глубине души 11* материнские чувства: сын был болен... Мать ее, венгерка по происхождению, умерла молодой, оставив четырех сирот- девочек, из которых Адела была старшей. Отец — французский безработный, желез­ нодорожный мастер, эмигрировал на Бал­ каны; он уезжает на строительство дорог то в Македонию, то в Турцию, а дети ос­ таются с бабушкой-венгеркой и дедушкой- итальянцем. Старики открывают домашнюю кухню, бабушка готовит, и на эти доходы они содержат четверых детей... Замуж Адела вышла очень рано, около 16 лет, за француза, чиновника акционерного об­ щества по производству сахара, но он ско­ ро умер. Второй муж — болгарин из Шу- мена, табачный эксперт, по убеждениям был социалистом, хотя вращался в высших кругах Софии и Пловдива. Адела знала языки своих родителей, вела светскую жизнь и, как светская женщина, занима­ лась благотворительностью: устраивала детские приюты, курсы рукоделия и т. п. Она рассказывала мне, что делала это для того, чтобы хоть что-то дать детям-сиро- там, какой и она была в детстве. Этим она заполняла свою жизнь, несмотря на то, что второй ее муж болел туберкуле­ зом и она очень много времени уделяла заботам о его здоровье. После его смер­ ти из комиссионных, заплаченных ему, она не сберегла ничего, не обзавелась ника­ ким имуществом и осталась без средств, с больным сыном на руках. Теперь Адела живет очень скромно. Она знакомится с Иваном Перчемлиевым, который рассказы­ вает ей о судьбе людей, перешедших на нелегальное положение, и предлагает уст­ роить в ее доме конспиративную квартиру, так как на нее не падает подозрение вла­ стей. Она любит революционеров Париж­ ской Коммуны, она их потомок — и она соглашается. Наступает новая жизнь, пол­ ная тревог и сложных переживаний. У нее на квартире нашли убежище ру­ ководители нелегальной военной организа­ ции Иван Минков и Коста Янков. Она бы­ ла связной между ними и ЦК партии. В ее квартире постоянно проходили встречи и заседания руководства Единого фронта. Она не была посвящена в деятельность всех этих ответственных товарищей. Не была она и в курсе событий а момент по­ кушения в соборе, и покушение застало ее совсем не подготовленной... В тюрьме изменились ее взгляды на жизнь. Потеряв сына, дом, свободу, Адела стала сознательным борцом, сознательным политзаключенным. Никогда не хныкала, не капризничала, не отказывалась от участия в политических акциях, несмотря на то, что нервы были уже не в лучшем состоянии. Выйдя из тюрьмы в 1932 г., она хотела включиться в работу, но была уже в пре­ клонном возрасте, и партия дала ей воз­ можность эмигрировать. Из Франции, где она застала только гроб сына, она уехала в Советский Союз. Во время войны Георгий Димитров по­ ручает Николовой, как француженке и ра­ ботнице МОПРа, почетное задание — со­ провождать в эвакуации Адриена Лежена.