Сибирские огни, 1981, № 3

ДИВНЫЕ ДИВА 135 У местных художников Власова и Шепе- левича, проживших в Дивногорске 20 лет и каждодневно заносящих на картон пере­ мены, есть картины про эти перемены, они лежат у них под кроватью. Им бы постоян­ ное место в светлом проходе вестибюля. И еще: в том проходе не торгуют книжка­ ми о Дивногорске, об Енисейском крае, о Сибири. Где же еще более удачное место для умной пропаганды, если не на перевале истории! Я по-новому, мускулами плеч, осознаю те дела, что когда-то начинали мы среди буреломника, у каменистых берегов. Сколь­ ко людей откатилось отсюда по своим стежкам, сколько же еще народищу при­ катит сюда, чтобы заполнить собой все эти уготованные производственные ячеи, вы­ званные к жизни током электронов, нашим током! Эта тыльная дверь, также стеклянная, как и парадная, только поуже, скромнее, и ве­ стибюль без размаха, белизна в нем при­ тушена, как и должно в таком месте. Сбе­ жав со ступенек, я перебегаю двор, ленточно уползающий к бурой скале, про­ странство обрезано вздыбленными верти­ кальными плоскостями, упирающимися в небо. От стеклянной подрагивающей двери, оставшейся за спиной, от другой двери, противоположной, глухой, наискось, за рельсовой дорогой,— короткая перебежка. Голубой тоннель с белыми шарами. Эта легкая голубизна там, где ожидаешь встретить сумрачность сырой тяжести, должно, как раз и ошарашивает гостей, приезжающих из дальних заграниц. Они останавливаются. «Восхитительно!» — гово­ рят. Потом с этим чувством лазают по ла­ биринтам, а на пульте, где лежит книга от­ зывов (она рядом с розами), так чаще с этого и начинают свою запись: «Восхи­ тительно!» Я тоже останавливаюсь. Прислушиваюсь, как меняется в моих нервах ощущение. На улице, за дверью настроение одно, а тут — другое. К распахнутым ветрам тебя, к небу — по­ жалуйста! Под толщу енисейской воды — пожалуйста! Это предлагает тебе свои ус­ луги лифт. Но я иду мимо. Мне надо изме­ рить неспешными шагами и верх, и низ, и долготу... Простучать подошвами... Изме­ рить величину нами когда-то сотворенного и... в буднях не осознанного во всем вот этом объеме. Дом состоит из кирпичей, панелей. Пло­ тина — из секций. Семьдесят две секции. Секция — это столб, высота его все одно, что здание в тридцать этажей с гаком,— выше, чем гостиница «Украина» вместе со шпилем в Москве. Столб — из блоков. Блоки — из бетонных кубометров. Их-то, этих кубометров... Кто-то подсчи­ тал, что если бы их ставить бок к боку, в один рядок, то от Енисея они бы дорож­ ку собой выстелили до Курильских остро­ вов и там бы еще по океанскому дну ушли куда-то к. рыбам-осьминогам. Выводя к небу свои столбы (у каждой бригады свой столб), прыгая, барахтаясь каждый в своем блоке, увязая в тягучем бетоне, мы не имели возможности перебе­ жать к соседям, поглядеть, как там и что. На каком-нибудь сорок восьмом столбе или шестьдесят девятом — как там? Мы только приглядывались, глазомерно опре­ деляя,— не отстаем ли? Главная забота — не отстать. Кубометр за кубометром, блок за бло­ ком, кто вперед туда, к вершинам горных скал, ближе к облакам. Да-авай! Не отстать бы! Нет, ребята тогда не фантазировали, по­ лагая, что нервы наши переходят в бетон. Теперь я это чувствую: так оно и было. Иначе бы не отозвалась она, вся эта бе­ тонная твердь, глубинным вздохом, когда я ей сказал: «Здравствуй, товарищ плоти­ на!» Сказал я тихо. И даже не сказал, а по­ думал, остановившись в вертикальной ще­ ли. И она отозвалась, узнала меня. И потом, сколько я ни ходил-лазал по ее потернам, я слышал ее жизнь, то, как бьет­ ся в такт с моим ее невидимый пульс, спрятанный за многометровою толщею. Да ведь иначе и не может быть, чтобы такая гро/Кадина и без человеческих нер­ вов! С чего бы это артистам Московского театра на Малой Бронной, побывавшим тут, восклицать: «Это чудо, равное природе!» Они народ тонкий, с интуицией, уловили. Со мной ходит высокий красивый украи­ нец Василий Деменко, инженер, работа его в том, чтобы следить за состоянием пло­ тины, рассказывает, как он это делает вме­ сте с маленькой группой старательных ра­ бочих. Вчера мне о плотине рассказывал прораб Бобрышев Петр Иванович. Тот са­ мый знаменитый «плотинный доктор» (так его зовут рабочие), который лечил плотины по всей Сибири и за границей. — Вот она все ничего, ничего, а потом вдруг запотеет в каком-то месте. Ухо при­ ложишь... Точно как человек при гриппе. Тут, значит, ищи средство, не дай недугу развиться...— рассказывал он, сутулясь и пригибая упругую короткую шею. Вчера же заместитель начальника гидро- цеха Владимир Константинович Семенов, придя к нам в бригаду, вводил нас в курс: по всему телу плотины, говорит, размеще­ на тысяча датчиков, этаких крохотных сто­ рожков, информация с них стекается на щит... — Она может чуть подняться в пятке, по- осесть середкой, натянуться в плече... С одной стороны, напор, с другой стороны, температуры — плюсовые летние, минусо­ вые зимние — действуют на тело, выходит сжатие или, наоборот, растяжка и соответ­ ственное дыхание через блочные поры... Это нормально, датчики об этом сообща­ ют, дают возможность контролировать со­ стояние каждого блока.,.— Семенов, сняв очки, по-молодому увлеченно то жестом, то на бумаге карандашом иллюстрировал свой рассказ.