Сибирские огни, 1981, № 3
8 ЛЕВ ШТУДЕН Она прижала к груди руки (а они были в тонких, до локтей, перчат ках) и потревожила вышитую белым бисером сумочку, которая приго товлена была, как видно, для долгожданного диплома и которая была так же легка, как ее взгляд, поступь, платье. Переходя к стене, она буд то двигалась в ритме старинного медленного танца и была исполнена такого изящества, такого молчаливого достоинства, что этот ее старин ный каданс, встроенный в современное терпкое многоголосие, никому не показался кричащим. Впрочем, она владела вниманием не больше минуты. Речь кончи лась, пора было вручать дипломы; пошли овации, гремела медь, выпуск ники подходили пожимать руку вручающему, дарили педагогам цветы. На Любушку, бледную от духоты и неподвижно стоящую у стены в своем белом одеянии, никто больше не смотрел. Она была потеряна в шуме, суете, сумятице. Она стояла и ждала, зажатая чужими загорелыми те лами, у своей стены, пока собрание не кончилось. Потом задвигались стулья, гудящая толпа ринулась к выходу, замелькали сумки, джинсы, худые плечи и пестрые кофточки выпускниц. Оркестр тоже поднялся и стал прибирать медное свое хозяйство и вытряхивать слюни из мунд штуков. Пианистка Нинель Анатольевна, та, которая слыла либералом, единственная оглянулась на Любушку. Она окинула ее неулыбчивым взглядом с головы до ног. Слегка задержалась на месте. — Чо попало! —произнесла она и, выразив эту мысль, пошла по своим делам. Любушка уходила последней. Она оглядела пространство, зажатое стульями, где, если убрать их, так хорошо было бы протанцевать про щальный вальс и где, если открыть окна, так легко было бы выветрить запах телесной духоты,— все, все до потолка наполнив сиренью и топо лями. Она осторожно шла, покачивая пустой бисерной сумочкой, в ко торую так и не пришлось ей положить диплом, потому что канцелярские головотяпы не на всех успели оформить документы, и о чем-то думала, наклонив русую голову, над которой, чтобы причесать ее, весь сегодняш ний день трудилась ее мастерица-сестра. Она улыбалась. Вы не поверите? Но она в самом деле улыбалась. Не переставая улыбаться, она сде лала несколько танцевальных па,— совершенно одна в пустом зале. Она провальсировала до самых дверей и потом тихонько пошла дальше. Она шла, улыбаясь, по лестнице вниз к выходной двери, и по училищному дво ру, мимо бетонных плит, мимо ржавеющих труб, мимо урчащего радиа тора военной грузовой машины. На нее оглядывалась стоявшая кучками у дверей училищная публика. Белое платье, касаясь тротуара, текло в воздухе,— к зелени и сумраку городского сада. Любушка уходила. Облако светлой белизны удалялось и таяло —навечно, и этот открыв шийся всем беспощадный смысл прощания гасил смех на лицах тех, кто загляделся на след его снежного свечения... Вот она повернула за угол и погасла. Куранта Наручный циферблат показывал пять вечера. По расчетам Романа Петровича, этот заветный рубеж должен был означать начало свободы. Он еще утром предвкушал свой вздох облег чения: стол с ненужными уже экзаменационными билетами, элегиче-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2