Сибирские огни, 1981, № 2

96 С Е Р Г Е И П Е С Т У Н О В — Нету у меня таких! — взревел белугой начальник.— Хочешь, ищи таких сам! — Покажи мне весь свой актив. И мы пошли с начальником по торговым точкам. Боже мой, не только рябых, косых и одряхлевших мы сыскали, но самое страшное, были они почти все грубее конюхов, с какими-то холодными глазами, огородные пугала, а не продавцы. — А что ты хочешь, дорогой мой, в такой-то глуши, где одни вездеходы да лесорубы в касках. Им давай натуру, а не культуру. Пошли еще в наши катакомбы заглянем. И шеф повел меня на склады и подсобные помещения. В каждом из них старательно работали женщины: развешивали в кулечки сахар, вермишель, компот, рожки, конфеты, всевозможные сыпучие и текучие товары.— Видишь, мы тоже стремимся к культурному обслуживанию. Фасуем и сортируем товар покупателю. И смотри: вот контрольные весы, вот товар, а вот разнесчастные самодельные кулечки, куда бы складывать не товар, а слезы наших продавцов! Ты думаешь, легко им по этим кулечкам сделать разновес? Думаешь, так это просто? Вот она взвешивает кило сахару при плотной влажности этого погреба. А вынесла на солнечную витрину? Пришел занудливый пенсионер, делать ему нечего, взял кулек с солнцепека, раз его на контрольные весы, а там граммов не хватает. Он трибуну требует! Ораторствовать хочет! Правду-матку крыть, продавцов в воровстве обличать. И тут уж — пыль столбом, а продавщицам — слезы. И думаешь, за эту вот тяжкую работу кто-нибудь им доплачивает? Дудки! А если привезут колбасы? Одна продавщица три тонны за день перетаскает, развешает, каждому угодит, каждому покланяется да еще в бумажку завернет. И ты думаешь, красавица так будет уродоваться? Опять же — дудки! А сколько водки продавщица за день перетасует? А сколько других разномастных товаров? И все надо учесть. А наша милая промышленность спит! Разве трудно красивую расфасовку на фабриках организовать? Того же сахара, той же крупы или компота. А то ведь до чего докатились: начали чаи нам в разновес отправлять. Это разве не нахальство? И выходит, что наш продавец в белом халате не только должен быть вежливым слугой народа, но еще и ломовой лошадью. Ишаком! Продавщицы перестали работать, внимательно слушали своего вожака, согласно кивая головами. — Так-так, Семеныч, так-так. Мы и грузчики, и весовщики, мы и лошадки. Так-так, Семеныч. — А чего бы не так,— стал смирять себя начальник,— Истинно так! Не в магазинах надо делать упаковку и разновес товаров, а на фабриках, чтоб и покупатель радовался, и продавец улыбался от легкости своей работы. — Так-так, Семеныч, так-так,— твердили покорные тетеньки. Иван Семенович вздохнул, нервно закурил, долго на меня смотрел, потом спросил: — Ты когда-нибудь японское пиво пробовал? — Приходилось,— йризнался я.— Но оно хуже минусинского, а тём паче московского. — Согласен с тобой. Но какая упаковка! Баночку берешь, сна в твоих руках играет. Мы так кофе не упаковываем, как они свое вонючее пиво. И гарантия: год сохранности! Каково? — Нам до этого далековато. — Далековато, говоришь? Ты дай нам такую упаковочку, товары с руками оторвут! Упаковка — это же реклама! А нам лишь рогожа — пригожа.