Сибирские огни, 1981, № 2

И З К Н И Г И « Ч У Д Н Ы Й М Е С Я Ц : 01 — А почему? Попадание вернее,— улыбается Штыгалов.— Пьяным глазом он все равно ничего не видит, а на слух еще берет. Захват — в радиусе на десять метров тыща дробин. Я быстро разбросал на равные доли набитую дичь: всем вышло по три птицы. Налетай, братва, на любую кучу! — весело скомандовал я. Мне, товарищи, не надо. Некому их теребить. Я — один,— тоскливым голосом проговорил Иван Иванович Орлов, укладывая у машины ружье свое в чехол. Как один? не понял сдуру я, тут же шепотом к Федору: — А что, жена ушла или сам от нее сиганул? — зная лихие современные семейные вывихи, пытал я Федора. В это время Орлов зачем-то залез в салон своей машины, потому я громче у Федора переспросил, смягчая тон: — Разошлись? Федор, укладывая в рюкзак свою долю, сдержанно проговорил, гневно глядя на меня, при лунном свете сверкая глазами: — Людмила Михайловна в Новосибирске... Вчера ей операцию на сердце сделали. Из кризиса еще не вышла. А вы тут о всяких писаках да кормах... Отдохнул человек, называется. Эх! — отшвырнул Федор рюкзак, негодуя,— Дай-ка, Юрка, закурить! Мы враз замороженно застыли, пораженные известием. И только в этот миг в лунной тиши до нас всех, онемелых, докатился тяжелый вздох Ивана Ивановича Орлова. Теперь мы застыли в немой сцене: стыд за себя, за пустые терзания этого человека, за все никчемные потуги взбодрить и развеселить его, жгучий стыд сковал нам челюсти, а к сердцу уже подкатывало изморное угрызение совести... — Ничего,— вполголоса тревожно проговорил Николай Владимирович.— Все должно быть хорошо. Хорошо должно быть! У меня ему в ответ по инерции сегодняшнего веселого дня завертелась в голове предательская наивная строка: «Будем живы — не помрем, а помрем — зароют». И чтобы как-то выгнать ее из головы, я оставшуюся нетронутой долю Ивана Ивановича Орлова поднял, отнес в багажник его машины. — На похлебку,— виновато проговорил я вышедшему из машины секретарю.— Извиняйте уж... Что так вот... все... нелепо... вышло... — Да за что, ребята? Рад бы свежую похлебку из утинки, да вот с женой — большие нелады... Тут уж не до уток...— На этот раз он сдержал рвавшийся наружу вздох.— А вы-то что носы повесили? Жизнь все равно побеждает,— снова улыбнулся секретарь.— Будем живы — не помрем! — хлопнул он меня дружески по плечу, словно поймал, как бабочку в сачок, мои ребяческие мысли... Полноликая луна в полную силу объяла все пространство, осыпая серебряной морошью шуршащие легко камыши и наши плечи, вот-вот лунная россыпь была готова превратиться в холодную обжигающую изморозью сизую росу истомной, короткой, но до сердечной ломоты красивой поры бабьего лета. Яркая луна и холодное сиреневое небо в колючих синих звездах обещали ясное, ядрено пахнущее подсолнухами и домашней обукроп- ленной солониной, свежевыстиранными, песчаной речкой исходящими половиками, оседлавшими праздничными радугами плетни, обещали еще одно чистое медовое утро, несшее в себе целебные радости и заботы всему живущему на этой чудесной земле. — Ну, что, друзья, поехали? — как можно бодрее, растирая ладонью грудь, сказал секретарь.— Вечер утомляет, а утро исцеляет...