Сибирские огни, 1981, № 2

П А Р Т И Й Н О С Т Ь И ■ Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н О Е О С М Ы С Л Е Н И Е Ж И З Н И 177 тике, который, воспевая свою генерацию писателей, ныне сорокалётних, порой вы­ водит ее из контекста истории литературы. | Вероятно, недаром наша молодая проза в стремлении отобразить современ­ ного героя, «ставящего великие цели», героя-руководителя, героя-борца, обраща­ ется к опыту 20—30-х годов, ко времени Курилова, Давыдова, панферовского Ки­ рилла Ждаркина, погодинского Гая. Ведь позже, в первые послевоенные десятиле­ тия, образ руководителя, по плохо исследованным, не названным, не сформулиро­ ванным причинам трансформировался в Листопада из «Кружилихи» и Вальгана из «Битвы в пути», им сопутствовал целый косяк произведений, построенных на схеме «новатор— консерватор» в самых разных вариантах: если директор был новатор, то главинж — консерватор, или наоборот, первый секретарь — новатор, а второй — консерватор, редко тоже бывало наоборот, и т. д. Кто-то один из руководителей в этой схеме непременно был Листопадом или Вальганом, волюнтаристом-админист- ратором, короче «консерватором». Первый прорыв к прежней, положительной ха­ рактеристике социально-политического типа руководителя сделал Вадим Кожевников в романе «Знакомьтесь, Балуев!» Потом прошло добрых два десятилетия прежде, чем появились Чинков в «Территории» О. Куваева и вот — Пушкарев. Так что у Пуш­ карева есть большая и плохо исследованная родословная, место его в которой кри­ тик не определил, а значит, и не установил действительное значение этого образа ві литературе. Э. Шик и В. Бондаренко высоко оценивают роман А. Плетнева «Шахта». В. Бон­ даренко говорит, что «это настоящая производственная проза», которая «продемон­ стрировала истинные возможности этой темы». Э. Шик утверждает, что «лучшие страницы романа_ могут соперничать по своей эмоциональной насыщенности и точности с широко известными и популярными произведениями на так называемую производственную тему». Я бы не вставлял роман А. Плетнева в эту самую условную рамку производ­ ственной темы. Писатель дает довольно широкую картину жизни не только шахты, но и села, не только отношения людей в труде, но и многообразные их взаимосвязи вообще. А. Плетнев талантливый художник, он пишет объемно и красочно, умеет организовать сложный романный сюжет. Это, в самом деле, произведение неза­ урядное, вырывающееся из «потока». Но все-таки есть один важный аспект, который мешает и «Шахте» стать «шедев­ ром». У нас есть множество' произведений, построенных на автобиографической основе. Я не говорю об открыто автобиографических вещах, вроде «Царь-рыбы» В. Астафьева, я говорю о, если так можно выразиться, скрытых автобиографиях, когда автор, описывая свою жизнь, выступает в качестве главного героя под вы­ мышленным именем. Сам по себе этот прием «лирического героя», как принято называть автопорт­ рет в поэзии, абсолютно законен и, вроде «простого сюжета», не говорит ни за, ни против достоинств или недостатков произведения. Из автобиографии Марка Твена, которую он завещал опубликовать только через пятьдесят лет после его смерти, я, признаться, с удивлением узнал, например, что Том Сойер и есть сам Марк Твен, а тетя Полли — его родная мать, а ненавистный Сид — его брат, с которым у Твена до самой смерти были очень плохие отношения. Классическое произведение социалистического реализма «Как закалялась сталь»— роман тоже автобиографический, хотя героя зовут не Николай Островский, а Павка Корчагин. Так что я вовсе не собираюсь вести речь о слабости такого спо­ соба воплощения жизненного материала. Я задумываюсь о другом. Почему я почти в любом «скрыто» автобиографическом произведении, понятия не имея о жизни автора безошибочно могу указать на героя, являющегося автопортретом? Потому что он имеет весьма устойчивые отличия. Во-первых, «лирический герой» является, как правило, единственным образом, который познан автором многосторонне и глу­ боко, никакие другие образы, даже при их внешней выразительности, не идут ни в какое сравнение с психологической разработанностью главного героя. Налицо самоанализ, но не разгадка людей другого, отличного'от автора, типа; нет в героях комбинации типических черт, которая обязательно требует философской вооружен­ іе Сибирские огни № 2